Жизнь Гюго

Он прочитал мне мои стихи – утонченно, изысканно, искусно! Он льстил моей детской гордости, по-отечески позволив мне воздержаться от спора…

Что же касается нечувствительности, которую мы, парнасцы, взяли себе лозунгом, он сказал: „Вы это перерастете“»{1214}.

Лучшее описание бельгийского дома Гюго дал человек, которого Гюго называл своим «третьим сыном». Прослужив какое-то время правительственным чиновником, Анри Рошфор стал одним из самых известных журналистов в истории Франции, смесью анархиста и импресарио мюзик-холла. Его газета карманного формата La Lanterne («Фонарь», выходила с мая 1868 по ноябрь 1869 года) нанесла существенный удар слева по образу императора. У газеты было полмиллиона читателей; то была одна из первых серьезных попыток разоблачить безумную бюрократию Второй империи.

Одной из главных тем «Фонаря» было утверждение, что Виктор Гюго – будущий президент. Гюго, большой любитель комиксов, с радостью следил за еженедельными похождениями своего персонажа{1215}. Выпуск 13 июня 1868 года сообщал о решении правительства разрешить цикл лекций по истории французского театра, «при условии, что имя Виктора Гюго упоминаться не будет»{1216}. Рошфор представил себе бюрократа, который наставляет министра образования:

«– Ваше превосходительство, дурные вести. До меня дошли слухи, что имя Виктора Гюго на этой неделе произносилось 4852 раза. Считаю, необходимо усилить парижский гарнизон.

– Да, тревожный знак, – согласился министр. – В прошлом месяце это запрещенное имя называлось лишь 2700 раз».

В августе 1868 года Рошфор бежал от вереницы штрафов и тюремного заключения. Если сложить все его приговоры, он должен был заплатить 16 250 франков и два с половиной года отсидеть за решеткой. Он перевел «Фонарь» в Брюссель. Когда он прибыл на площадь Баррикад, Гюго, подобно Христу, приветствовал его словами: «Сядьте рядом со мной, ибо вы тоже один из моих сыновей». Он предложил Рошфору бесплатный стол и крышу над головой – явно признак личной симпатии, так как Гюго заботился о том, чтобы оставаться (по крайней мере, для виду) политически независимым.

Позже Рошфор подробно описал свою жизнь у Гюго в 1868–1869 годах{1217}. Ценность его описания заключается в том, что он отказался разрубить гордиев узел «искренности». Он понимал, что видит настоящего Виктора Гюго и одновременно Гюго, который работал «на публику». Например, кабинет-спальня Гюго, куда не допускались остальные члены семьи, был обставлен как декорация для фотографии. В назначенное время Рошфор открывал дверь и видел, что гений стоит в море рукописей, перо его бегает по большим листам плотной писчей бумаги, не пропускающей влагу: «То был крошечный чердак, едва перекрытый, так что сквозь черепицу виднелось небо и, как не без гордости сообщал Виктор, время от времени его убежище заливало дождем». Гюго воссоздал условия, в которых его пишущий мозг впервые воспрянул к жизни. В его возрасте и при его положении текущая крыша была роскошью.

В «Фонаре» он позировал для читателей своих сыновей как «старик, который тревожен и спокоен. Спокоен – потому что я на дне пропасти; тревожен – потому что в нее может упасть моя родина». Массовые демонстрации на могиле Бодена – депутата, чье изрешеченное пулями тело на глазах Гюго несли с баррикады в 1851 году, – породили новые радостно-оскорбительные стихи вроде «Они пируют уже почти семнадцать лет!»{1218}. Но по-прежнему не было признаков того, что он готовится к своему звездному часу в политике. Казалось чистым совпадением, что в его семью вошли два самых влиятельных противника Наполеона III: Рошфор и крестный Алисы Жюль Симон. Его записи на тему возможного возвращения показывают, как трудно было в его возрасте строить планы на будущее – не потому, что смерть могла помешать их осуществлению, а потому, что время шло по спирали или куда-то пропадало:

«Стать министром, президентом и т. д.?

Какой смысл?

Министром чего? Президентом кого?

Я – Дух на этой земле.

Вот кем я хочу остаться.

У меня нет потребности становиться представителем народа; я – представитель Бога»{1219}.

Тогда «божественный долг» велел Гюго издать произведение, в котором он, по его словам, изучал «аристократию». Речь идет о романе «Человек, который смеется» (L’Homme Qui Rit).

Два тома вышли в Париже, Брюсселе, Лейпциге и Леггорне в апреле и мае 1869 года. С точки зрения критиков и с коммерческой точки зрения «Человек, который смеется» почти провалился. Возможно, все дело в том, что тогда мысли людей занимали выборы, которые дали империи ее первое и последнее парламентское правительство. А может быть, неожиданностью стали время и место действия – Англия XVII века, или, точнее, та часть сознания Гюго, которую он решил разместить на туманном острове неподалеку от побережья Франции.