Жизнь графа Дмитрия Милютина

А с «Русским инвалидом» как император поступил? «Русский инвалид» проводил русскую национальную политику как внешнюю, так и внутреннюю, помещал статьи талантливые, умные, с далекоидущими целями, но аристократическая партия во главе с графом Шуваловым и Тимашевым, заметив это патриотическое направление, тут же написала ряд доносов на это издание, император передал их в Государственный совет, который тут же вынес запрет на это издание. Ведь все, что писали в «Русском инвалиде», было заказано и отредактировано им самим, военным министром.

Особые страсти разгорелись вокруг поляков и прибалтийских немцев, которые все делали, чтобы уйти от опеки России. «Русский инвалид» с одинаковой скорбью писал о намерениях поляков и прибалтийских немцах.

Шувалов и Тимашев были противниками как поляков, так и прибалтийских немцев. Но однажды Шувалов услышал от императора одну фразу, которая круто изменила его образ мыслей:

– Не хочу и слышать о прибалтийских немцах ничего худого, о самостоятельности Прибалтики говорят лишь оголтелые немцы. Между поляками и прибалтийскими немцами нет ничего общего. Поляков я наказываю, а прибалтийские немцы были всегда моими верными друзьями. А «Русский инвалид» никак этого не может понять, для них что поляки, что немцы одинаковые противники России. А это не так.

Трудно быть самим собой при таком властелине…

Глава 4 «РУССКИЙ ИНВАЛИД» НАДОБНО ЗАКРЫТЬ

Шувалов некоторое время работал генерал-губернатором Прибалтийских губерний, бывал у Дмитрия Милютина и резко отзывался о немцах, мечтавших о независимости, а тут полностью согласился с Александром Вторым, у которого на ключевых постах повсюду были немцы. А Дмитрий Милютин остался верен тому, что и раньше говорил: прибалтийские немцы так же опасны, как и поляки.

«Однажды все министры получили повестки о совещании, долженствовавшем происходить под председательством государя, – вспоминал Е.М. Феоктистов в книге «За кулисами политики и литературы. 1848–1896». – До последней минуты предмет этого совещания оставался до большинства им совершенно неизвестным, так что Милютин, приехав во дворец и встретив на лестнице Тимашева, спросил его, не знает ли он, зачем их собрали, но получил уклончивый ответ.

Когда заняли места, государь предложил этому самому Тимашеву прочесть заготовленную им записку: в ней доказывалась необходимость иметь только один правительственный орган, который отличался бы строго официальным характером; в других органах, издаваемых при разных министерствах, нет надобности, т. е. они могут, пожалуй, существовать, но должны ограничиваться лишь специальными вопросами, не высказываясь по вопросам внутренней и внешней политики; по словам записки, это было единственное средство избегнуть того разногласия и антагонизма, которые нередко обнаруживаются в официальных изданиях и подрывают авторитет правительства. Какое уважение может питать общество к власти, если оно замечает, что представители ее, люди, облеченные доверием государя, расходятся между собой по самым существенным вопросам?

Для всякого было ясно, что Шувалов и Тимашев имели в виду исключительно «Русский инвалид».

Начались оживленные и даже резкие прения.

Милютин, застигнутый врасплох интригой, горячился, заявил, что произвести перемены в «Инвалиде» не может, – и все-таки дело было решено государем против него. Затем, при ближайшем докладе, он объяснил государю, что ему не остается ничего более, как выйти в отставку, ибо в «Русском инвалиде» «всегда выражались мнения, которые он вполне разделяет, и если эти мнения признаются вредными, то ему нельзя оставаться министром.

Государь тщетно старался успокоить его. От Альбединского я слышал, будто он сказал Шувалову: «Не понимаю, из-за чего так горячится Милютин; неужели газета имеет такую важность в его глазах, что из-за нее он серьезно думает покинуть дело, над которым так долго трудился; я обнадежил его, что он пользуется полным моим доверием, но если, несмотря на то, он будет упорствовать, то поневоле придется подумать об Альбединском».

Шувалов торжествовал, не мог скрыть своей радости и Альбединский, но, к горькому их разочарованию, Дмитрий Алексеевич не зашел так далеко, как бы им хотелось. Убедившись в непреклонной решимости государя, он начал заботиться лишь о приличном отступлении и задумал передать газету на арендном основании в частные руки. Выбор его остановился на мне и П.К. Щебальском; уже велись с нами переговоры, и мы хлопотали о приискании сотрудников. Но и эта комбинация, как только Милютин представил ее на усмотрение государя, была безусловно отвергнута.

Уже то обстоятельство, что Дмитрий Алексеевич намеревался передать «Русский инвалид» в мои руки, свидетельствует об его расположении ко мне. Действительно, отношения наши были таковы, что ничего лучшего не оставалось и желать…» (С. 350–351).