За три тысячи лет до Христа здесь процветала неолитическая культура, за две тысячи лет до Христа — культура Бронзового века; уже в минойскую эпоху торговля связала остров с Критом и Грецией[606]
. В конце второго тысячелетия о сицилийские берега разбились три волны иммиграции: из Испании пришли сиканы, из Малой Азии — элимы, из Италии — сикулы[607]. Около 800 года финикийцы укрепились в Мотии и Панорме (Палермо) на западе. После 735 года[608] сюда хлынули греки и быстро, один за другим основали города Наксос, Сиракузк, Леонтины, Мессану (Мессина), Катану, Гелу, Гимеру, Селинунт и Акрагант. Во всех этих случаях местные жители вытеснялись с побережья силой оружия. Большинство из них ушли возделывать гористую середину острова, некоторые попали в рабство к захватчикам, а из остальных столь многие породнились с завоевателями, что кровь, характер и нравы здешних греков приобрели заметный налет исконной сицилийской страстности и чувственности[609]. Эллины никогда не контролировали весь остров целиком; финикийцы и карфагеняне по-прежнему господствовали на западном побережье и в течение пяти столетий борьба греков и семитов, Европы и Африки за обладание Сицилией давала знать о себе периодическими войнами. После тринадцати столетий римского владычества, в средние века, схватка будет возобновлена, на этот раз между норманнами и сарацинами.Катана прославилась своими законами, Липарские острова — коммунизмом, Гимера — поэтом, Сегеста, Селинунт и Акрагант — храмами, Сиракузы — могуществом и богатством. Законы, данные Катане Харондом за целое поколение до Солона, послужили образцом для многих городов Сицилии и Италии и способствовали утверждению общественного порядка и половой морали в общинах, не защищенных древними нравами и священными прецедентами. Харонд постановил, что муж вправе развестись с женой или жена с мужем, но после этого ни он, ни она не могут вступить в брак с лицом, младшим их прежнего супруга[610]
. Согласно типичной греческой легенде, Харонд запретил гражданам являться на собрания при оружии. Однажды он, правда, сам пришел на народную сходку, по забывчивости имея при себе меч. Когда один из избирателей упрекнул его в нарушении собственного закона, Харонд ответил: «Скорее я его укреплю», — и пронзил себя мечом[611].Если мы хотим наглядно представить жизненные тяготы в колониях, приобретенных с помощью насильственного завоевания, достаточно только взглянуть на причудливый коммунизм Липарских, или Славных, островов, лежащих к северу от Восточной Сицилии. Около 580 года некие книдские пираты устроили здесь пиратский рай. Наживаясь на торговле вокруг Мессинского пролива, они доставляли добычу в свои логова на острове, где делили ее с образцовым равенством. Земля принадлежала общине, часть населения должна была ее обрабатывать, а продукция поровну распределялась среди всех граждан. Со временем, однако, индивидуализм взял свое: землю поделили на участки, принадлежащие отдельным лицам, и жизнь снова потекла по ухабистой колее конкуренции.
На северном побережье Сицилии лежит Гимера, которой была отведена роль западных Платей. В эпоху, когда греки устали от эпоса, здесь жил Стесихор, Устроитель Хоров, перелагавший в хоровую лирику легенды народа и придавший даже Елене и Ахиллу преходящую новизну «модного платья». Как бы преодолевая пропасть между умирающим эпосом и будущим романом, Стесихор слагал любовные новеллы в стихах; в одной из них чистый и робкий юноша умирает от неразделенной любви в духе провансальского мадригала или викторианской беллетристики. В то же время он подготовил путь для Феокрита, написав пасторальную поэму на смерть пастуха Дафниса, чья любовь к Хлое станет главным свершением греческого романа римской эпохи. У Стесихора был собственный роман, причем его героиней стала не кто иная, как сама Елена. Утратив зрение, он объяснил свое несчастье тем, что изложил в стихах сказание о прелюбодеянии Елены; чтобы искупить свое прегрешение перед ней (ибо она была богиней), он сочинил «палинодию», или вторую песнь, уверяя мир, что Елена была похищена силой, никогда не отдавалась Парису, никогда не уплывала в Трою, но, невредимая, пребывала в Египте, пока Менелай не явился ее спасти. В старости поэт предостерегал Гимеру от передачи диктаторских полномочий Фалариду Акрагантскому[612]
. Оставшись неуслышанным, он переселился в Катану, где его монументальная гробница стала одной из достопримечательностей римской Сицилии.