Жизнь Греции. История цивилизации

Он увлеченно учился, но был облечен ответственностью слишком рано, так что ум его не успел созреть. Подобно многим людям действия, он сетовал на то, что не может в то же время быть и мыслителем. «У него, — говорит Плутарх, — была горячая страсть и жажда учения, которые со временем только усиливались… Он любил читать и дорожил всевозможными знаниями»; днем он совершал переходы или сражался и полночи наслаждался беседами с философами и учеными. «Что касается меня, — писал он Аристотелю, — .то я предпочел бы превзойти других в знании того, что прекрасно, нежели расширить свою власть и державу»[2059]. Возможно, вняв предложению Аристотеля, он направил исследовательскую экспедицию к истокам Нила и щедро субсидировал разнообразные научные изыскания. Трудно сказать, достиг бы он со временем ясности ума Цезаря или тонкой рассудительности Наполеона. Царская власть досталась ему в двадцать лет, и с тех пор он полностью ушел в заботы войны и управления; вследствие этого он до самого конца оставался недоучкой. Александр был блестящим оратором, но совершал сотни ошибок, стоило ему отвлечься от политики и войны. По-видимому, после всех своих походов он так и не· приобрел тех географических знаний, какие могла ему предоставить наука его времени. Нередко он возвышался над узким догматизмом, но навсегда остался рабом суеверия. Царь полностью доверял прорицателям и астрологам, толпившимся при его дворе; ночь перед битвой при Арбелах он провел, верша магические обряды с магом Аристандром и принося жертвы божеству Страха; он, который с неистовой отвагой мог сразиться с любым человеком или зверем, «легко пугался предзнаменований и чудес», даже менял из-за них важные планы[2060]. Он умел стоять во главе тысяч воинов, умел побеждать и править миллионами, но не умел владеть собственным темпераментом. Александр так и не научился признавать свои ошибки или ограниченность, но не возражал, чтобы его мнения тонули в громе хвалы. Его жизнь была объята горячкой возбуждения и славы, и он так любил войну, что ум его не знал ни минуты покоя.