Жизнь Греции. История цивилизации

Мог ли человек с душой поэта и памятью о Сицилии быть счастлив в таком месте? Ради хлеба насущного он славил царя, но дух его питали грезы о родном острове и, быть может, Косе; он завидовал простой жизни пастуха, блуждающего со своими кроткими животными по травянистым холмам над залитой солнцем гладью моря. Пребывая в таком расположении духа, он довел до совершенства идиллию — eidyllion, или «картинку», и дал этому слову то значение, какое оно сохраняет и сегодня, — «сельская миниатюра» или «поэтический рассказ». Только десять из тридцати двух дошедших от Феокрита стихотворений относятся к жанру пастушеской поэзии, однако они оставили полудеревенский отпечаток на термине, охватывающем их все. Здесь природа наконец проникает в греческую литературу, но не как одна из богинь, а как живые и милые сердцу черты земного лика. Никогда прежде греческая литература не передавала с такой прочувствованностью тайное ощущение родства, которое переполняет душу благодарностью и любовью к скалам и потокам, морю, земле и небу.

Но особенно глубоко в сердце Феокрита проникла другая тема — романтическая любовь. Он остается греком, пишет два стихотворения (XII и XXIX), посвященные гомосексуальной дружбе, и с живым сочувствием рассказывает историю Геракла и Гиласа (XIII): «Отпрыск Амфитриона, чье сердце из кованой меди, // Дикого льва одолевший, к прелестному Гиласу тоже, // К мальчику в длинных кудрях, был жаркою страстью охвачен. // Сам он его обучал, как родитель любимого сына, // Чтоб, научившись, он мог за доблесть прославиться в песнях» [пер. Μ. Е. Грабарь-Пассек]. Более знаменитая идиллия (I) по-новому передает сказание Стесихора о сицилийском пастухе Дафнисе, который так хорошо пел и играл на свирели, что легенда называла его зачинателем буколической поэзии. Некоторое время Дафнис присматривал за стадом и завидовал любовным играм животных. Когда над его губой появился первый пушок, в пастуха влюбилась божественная нимфа, сделавшая его своим супругом. Но в уплату за свои милости она взяла с него клятву, что он никогда не полюбит другую. Дафнис изо всех сил старался соблюсти обет, и это удавалось ему до тех пор, пока дочь царя не полюбила юношу и не отдалась ему в чистом поле. Видевшая это Афродита отомстила за свою подругу, заставив Дафниса чахнуть от неразделенной любви. Умирая, он завещал свою свирель Пану в песне, которую автор снабдил запоминающимся рефреном:

«О появись, властелин! Возьми ты свирель; прилегают
Плотно к губам ее трубки, облитые воском душистым.
Эрос меня увлекает, я чувствую, в бездну Аида».
Песни пастушьей запев допевайте вы, милые музы!
«Пусть же аканф и колючий терновник рождает фиалку.
Пусть в можжевеловых ветках нарциссы красуются гордо.
Будет пусть все по-иному, пусть груши на соснах родятся,
Псов пусть загонит олень, пускай с соловьями сравнится
Филин пещерный в напевах, лишь только Дафнис погибнет».
Песни пастушьей запев допевайте вы, милые музы!
Вымолвив это, он смолк; и тщетно его Афродита
К жизни пыталась вернуть; перерезали нить его Мойры.
Волны умчали его, и темная скрыла пучина
Дафниса, милого нимфам, любимого музами мужа.
Песни пастушьей запев допевайте вы, милые музы!»[2260]

Вторая идиллия продолжает любовную тему, но в более бурном ключе. Сиракузская девушка Симайфа, соблазненная и покинутая Дельфисом, пытается овладеть его любовью с помощью приворотных зелий и ворожбы; в случае неудачи она готова его отравить. Стоя под звездным небом, она рассказывает богине луны Селене, с какой ревностью смотрела она на Дельфиса, гулявшего со своим товарищем: