Жизнь Греции. История цивилизации

Что до остального, то Эпикур жил в стоической простоте и благоразумном уединении. Его лозунг гласил: lathe biosas — «проживи незаметно». Он послушно участвовал в религиозных обрядах города, но не пачкал рук политикой, и дух его был свободен от мирской суеты. Он довольствовался водой и капелькой вина, хлебом и кусочком сыра. Его соперники и недоброжелатели утверждали, что он объедался, когда позволяло здоровье, и стал воздержным лишь тогда, когда обжорство подорвало ею пищеварение. «Но те, кто говорит все это, неправы, — уверяет нас Диоген Лаэртский и добавляет: — Имеется множество свидетелей непревзойденной доброты этого человека ко всем: это и его страна, почтившая его статуями, и его друзья, столь многочисленные, что их не смог бы вместить целый город»[2387]. Он был предан родителям, щедр к братьям и кроток со слугами, которые присоединялись к его философским занятиям[2388]. По словам Сенеки, ученики смотрели на него как на бога среди людей, а после его смерти выбрали своим лозунгом слова: «Живи так, словно на тебя направлен взор Эпикура».

Между своими уроками и влюбленностями он написал триста книг. Пепел Геркуланума сберег для нас несколько фрагментов из его главной работы «О природе»; Диоген Лаэртский, этот философский Плутарх, передал три его письма, а позднейшие открытия добавили к ним еще несколько писем. Но важнее всего то, что мысль Эпикура сохранил Лукреций в величайшей из философских поэм.

Возможно, осознав, что победы Александра натравили на Грецию сотни мистических культов Востока, Эпикур начинает с решительного утверждения о том, что цель философии — освобождение людей от страха, и в первую очередь от страха перед богами. Эпикур испытывает к религии неприязнь оттого, что, по его мнению, она процветает за счет невежества, способствует ему и омрачает жизнь ужасом перед небесными соглядатаями, беспощадными фуриями и неизбывными карами. Боги существуют, утверждает Эпикур, наслаждаясь где-то вдали, среди звезд, беспечальной и вечной жизнью; но они слишком здравомыслящи, чтобы беспокоиться о делах вида столь бесконечно малого, как человек. Они не создавали мира и не управляют им; разве могли эти божественные эпикурейцы произвести на свет столь посредственную вселенную, в которой смешаны порядок и беспорядок, красота и страдание[2389]? Если тебя это разочаровывает, добавляет Эпикур, утешайся мыслью о том, что боги слишком далеки и не могут причинить тебе ни вреда, ни пользы. Они не могут следить за тобой, судить тебя, ввергнуть тебя в преисподнюю. Что же касается злых богов, или демонов, они всего лишь неудачная выдумка наших снов.

Отвергнув религию, Эпикур приступает к ниспровержению метафизики. Мы не способны что-либо знать о сверхчувственном мире; разум должен ограничить себя рамками чувственного опыта и принимать ощущения как конечный критерий истины. Все те проблемы, о которых два тысячелетия спустя будут спорить Локк и Лейбниц, Эпикур разрешает одним предложением: если знание приходит к нам не через чувства, то откуда еще может оно взяться? И если не чувства выносят окончательное суждение о факте, то как можно искать такой критерий в разуме, содержание которого определяется чувствами?

Тем не менее чувства не дают нам верного знания о внешнем мире; они схватывают не саму объективную вещь, но только крохотные атомы, которые испускаются каждой частью ее поверхности и оставляют в наших органах чувств копии ее природы и формы. Если, таким образом, мы должны иметь теорию мира (что на самом деле вовсе не обязательно), лучше всего согласиться со взглядом Демокрита: не существует, не может быть познано и даже помыслено ничего, кроме тел и пространства, а все тела состоят из неделимых и неизменных атомов, которые не имеют цвета, температуры, звука, вкуса и запаха; эти качества порождены корпускулярным излучением объектов, направленным на наши органы чувств. Но атомы отличаются друг от друга размером, весом и формой, потому что только это допущение позволяет объяснить бесконечное разнообразие вещей. Эпикур хотел бы истолковать поведение атомов с помощью чисто механических принципов, но этика занимает его куда больше, чем космология, и он стремится сохранить свободу воли как источник нравственной ответственности и опору личности, поэтому он покидает Демокрита на полпути и предполагает, что атомам свойственна некая самопроизвольность: падая в пространстве, они немного отклоняются от перпендикулярной траектории и тем самым образуют сочетания, из которых создаются четыре элемента, а уж из них возникает все многообразие объективной картины мира[2390]. Число миров бесконечно, но разумный человек не станет интересоваться ими. Мы вправе предположить, что размеры солнца и луны примерно такие же, какими они кажутся, а затем можно посвятить все свое время изучению человека.