Жизнь Греции. История цивилизации

Человек целиком и полностью есть творение природы. Вероятно, жизнь появилась в результате самопроизвольного зарождения и эволюционировала без всякого замысла путем естественного отбора наиболее приспособленных форм[2391]. Дух — это лишь одна из разновидностей материи. Душа представляет собой тонкую материальную субстанцию, которая разлита по всему телу[2392]. Она может чувствовать или действовать только с помощью тела и умирает вместе с ним. Несмотря на все это, мы должны принять непосредственное свидетельство нашего сознания: воля свободна; в противном случае мы были бы бессмысленными марионетками на жизненной сцене. Лучше быть рабом у народных богов, чем у Судьбы философов[2393].

Однако подлинной задачей философии является не объяснение мира, ведь часть никогда не сможет объяснить целое; философия должна руководить нами в поиске счастья. «То, к чему мы стремимся, — это не набор систем и дутых мнений, но гораздо скорее жизнь, свободная от всяческого беспокойства»[2394]. Над входом в сад Эпикура была заманчивая надпись: «Гость, ты будешь здесь счастлив, потому что здесь счастье почитается высшим благом». Согласно этой философии, добродетель не является самодостаточной целью, она — необходимое средство для счастливой жизни[2395]. «Невозможно жить приятно, не живя разумно, достойно и справедливо; но нельзя жить разумно, достойно и справедливо, не живя приятно»[2396]. Наслаждение — благо, а боль — зло: только эти положения обладают философской достоверностью. Чувственные удовольствия сами по себе законны, и мудрость найдет место и для них; но поскольку они могут иметь дурные последствия, их нужно искать с той разборчивостью, какую может дать только разум.

«Поэтому когда мы говорим, что наслаждение есть конечная цель, то мы разумеем отнюдь не наслаждения распутства или чувственности — нет, мы разумеем свободу от страданий тела и от смятений души. Ибо не бесконечные попойки и праздники, не наслаждение мальчиками и женщинами или рыбным столом и прочими радостями роскошного пира делают нашу жизнь сладкою, а только трезвое рассуждение, исследующее причины всякого нашею предпочтения и избегания и изгоняющее мнения, поселяющие великую тревогу в душе»[2397].

В конечном счете, разумение — это не только высшая добродетель, это еще и высшее счастье, потому что больше любой другой нашей способности оно помогает нам избегать боли и горя. Только мудрость освобождает: освобождает от рабствования страстям, от страха богов и ужаса смерти; она учит нас переносить несчастье и извлекать глубокое и прочное наслаждение из простых жизненных благ и тихих духовных удовольствий. Смерть не так уж страшна, если посмотреть на нее разумно; сопутствующее ей страдание бывает более кратким и легким, чем те, которые мы неоднократно терпели в течение жизни; это наши ребяческие фантазии о том, что несет с собой смерть, делают ее столь ужасной. Смекни, как мало нужно для мудрого довольства: свежий воздух, самая дешевая пища, скромный кров, ложе, несколько книг и друг. «Все естественное добыть не трудно, и только бесполезное дорого»[2398]. Не стоит изнурять себя, осуществляя любое желание, какое взбредет нам в голову. «Желаниями можно пренебречь, когда неспособность претворить их в жизнь не причиняет нам боли»[2399]. Даже любовь, брак, родительские обязанности не являются необходимыми; они приносят нам прерывистые наслаждения и постоянную скорбь[2400]. Привыкнуть к простой жизни и нехитрым потребностям — значит встать на верную дорогу к здоровью[2401]. Мудрец не пылает честолюбием или жаждой славы; он не завидует благополучию своих врагов, даже своих друзей; он сторонится лихорадочного соперничества городской жизни и суматохи политической вражды; он ищет тишины на лоне природы и находит самое верное и глубокое счастье в безмятежности тела и ума. За то, что он повелевает своими страстями, живет без притязаний и чужд любым страхам, природная «сладость жизни» (hedone) награждает его высшим из благ — покоем.