Жизнь Греции. История цивилизации

На юге Аркадии Еврот почти сливается с еще более знаменитой рекой. Алфей стремительно катит свои воды сквозь хребты Паррасии, лениво извиваясь, втекает на равнины Элиды и приводит путешественника в Олимпию. Элидяне, как повествует Павсаний[282], были по происхождению эолийцами или пеласгами и, переправившись через залив, пришли сюда из Этолии. Их первый царь Эфлий был отцом того Эндимиона, чья красота так очаровала Луну, что она сомкнула его глаза на вечный сон и, греша на досуге, родила от него пятьдесят дочерей. Здесь, у слияния Алфея и бегущего с севера Кладея, находился священный город греческого мира, столь неприкосновенный, что война редко тревожила его, и элидцы наслаждались историей, в которой были игры вместо битв. В углу, образованном слиянием рек, находилась Альтис — священная роща Олимпийского Зевса. Волны завоевателей останавливались здесь, чтобы почтить бога; в позднейшие дни их посланцы периодически возвращались сюда, чтобы испросить его помощи и обогатить его святилище; из поколения в поколение храмы Зевса и Геры возрастали в богатстве и славе, пока после победы над Персией здесь не были собраны величайшие архитекторы и скульпторы Греции, чтобы восстановить их и украсить, воздавая щедрую благодарность богам. Святилище Геры восходит к 1000 году до н. э.; его развалины являются древнейшими остатками храма в Греции. Фрагменты тридцати шести колонн и двадцать дорийских капителей сохранились, чтобы показать, сколь часто и разнообразно заменялись эти колонны. Первоначально они, несомненно, были деревянными, и один дубовый стержень все еще торчал здесь тогда, когда с записной книжкой в руках эти места посетил Павсаний в дни Антонинов.

Из Олимпии, пройдя мимо древней столицы — Элиды, путник попадает в Ахайю. Сюда бежали некоторые из ахейцев, когда дорийцы захватили Аргос и Микены. Как и Аркадия, это — страна гор, по склонам которых терпеливые пастухи гоняют свои стада вверх и вниз сообразно времени года. На ее западном побережье находится по-прежнему процветающий порт Патры, о чьих женщинах Павсаний писал: «их вдвое больше, чем мужчин, а если кому они и преданы, так это Афродите»[283]. Другие города сгрудились на холмах вдоль Коринфского залива — Эгион, Гелика, Эгия, Пеллена; ныне почти забытые, когда-то они полнились мужчинами, женщинами и детьми; каждый из них был центром мира.

V. Коринф

Еще немного гор, и мы вновь попадаем — в Сикионе — в область расселения дорийцев. Здесь в 676 году некий Орфагор преподал миру политический трюк, которым будут пользоваться последующие столетия. Он разъяснил крестьянам, что они принадлежат к пеласгическому или ахейскому племени, тогда как эксплуатирующая их землевладельческая аристократия происходит от дорийских захватчиков; он взывал к племенной гордости обездоленных, возглавил успешную революцию, сделался диктатором и придел к власти классы ремесленников и торговцев[284]. При его способных преемниках Мироне и Клисфене эти классы превратили Сикион в полуиндустриализованный город, который славился своей обувью и керамикой, хотя по-прежнему назывался в честь выращивавшихся там огурцов.

Восточнее находится город, который по всем географическим и экономическим признакам должен был бы стать богатейшим и культурнейшим центром Греции. Лежавший на Истме Коринф занимал завидное положение. Он мог закрыть сухопутные врата в Пелопоннес, обслуживать и обирать наземную торговлю между Северной и Южной Грецией и к тому же располагал гаванями и флотом как в Сароническом, так и в Коринфском заливах. Между ними он построил доходный диолк («волок») — деревянный четырехмильный настил, по которому протаскивались поставленные на колеса суда[285]. Его крепостью был неприступный Акрокоринф — горный пик высотой в шестьсот метров, снабжаемый водой из собственного неиссякающего источника. Страбон описал для нас волнующий вид, открывающийся с цитадели: на двух широких террасах внизу распростерся город с театром под открытым небом, большими публичными банями, убранной колоннами рыночной площадью, сверкающими храмами и защитной стеной, достигавшей порта Лехей в северном заливе. На вершине холма, словно символизируя главное ремесло города, стоял храм Афродиты[286].