Читаем Жизнь и дипломатическая деятельность графа С. Р. Воронцова полностью

С.Р. Воронцов внимательно изучал складывавшуюся в Европе политическую обстановку, тщательно анализировал доходившую до него информацию и прогнозировал ход дальнейших событий. Например, он отправил в Петербург депешу с просьбой не скрывать от Англии возможного союза России с Францией, чтобы Пруссия «не распускала слухи», осложняющие и без того непростые (из-за «вооруженного нейтралитета») русско-английские отношения. В конце ноября 1787 года в одном из писем к A.A. Безбородко он писал, что будущие опасности России не должны вырастать из ее современных отношений с отдельными европейскими государствами. Так, в случае передачи Хотина Австрии, если Россия через 15–20 лет начнет воевать с Турцией, то «Австрийцы будут <…> в спине нашей, когда мы пойдем в Молдавию. <…> Мы сильны сами собою и слабостию наших соседов; но если будут у нас такие, как Австрия, то мы видимо от сего потеряем» [18].

Горячность Воронцова нередко проявлялась даже в его дипломатических посланиях на родину. Он с трудом сдерживал эмоции, когда речь шла о безопасности Отечества и о положении армии. Его беспокоило, что в русской армии много офицеров, мечтающих только о наживе и которые в течение двенадцати мирных лет думали не о боевой подготовке, а об «одеждах и прикрасах», и при этом дали «пехоте штаны, в коих в жаре большие марши делать не можно». Он не был согласен с увеличением численности кавалерии, считая, что именно русская пехота принесла большинство побед в прошедших войнах. По его мнению, 17 миллионов, которые тратит Россия на содержание своих войск, слишком большая цена за «дурную армию, когда имеем все способы иметь дешевле самую лутчую в свете!» [19].

Будучи на дипломатической службе, Семен Романович Воронцов оставался в душе русским офицером, учеником П.А. Румянцева и A.B. Суворова, мечтавшим в юности о блестящей военной карьере. Но дипломатические сражения не в меньшей степени, чем военные, требовали выдержки, решительности, умения быстро оценивать ситуацию и принимать правильные решения.

Очаковский кризис 1791 года

Установление английской гегемонии в Европе – к этой главной цели сводились действия Британской империи в 1790–1791 годах. Мешала тому Россия, и ее нужно было одолеть, ослабить, заставить отказаться от проведения активной внешней политики. Англия и Пруссия практически навязали тогда ей войну со Швецией, затянувшуюся до 1790 года и поколебавшую русское влияние как в Польше, так и в Европе. А к 1791 году возникла непосредственная угроза войны между Россией и Англией. Ее причины взрастали годами ранее.

В 1760—1770-х годах XVIII века большинство английских политиков, включая крупнейшего из них – В. (Уильяма) Питта-старшего, считали Россию и Англию «естественными союзниками» по целому ряду экономических и международных причин. Россия поставляла на английский рынок лен, пеньку и мачтовый лес. Ввоз пеньки в Англию (без Шотландии) составлял в 1790-х годах 70–75 процентов всего ввоза. Русские товары занимали в те годы первое место в английском импорте [1].

Во внешней политике обе страны стремились к изоляции Франции, в которой назревала пугающая европейских монархов революция. Однако в борьбе России против Турции, против наступления последней на христианский европейский континент английские политические деятели увидели опасность для своих морских интересов. Победы Российской империи в Русско-турецкой войне 1768–1774 годов (разгром П.А. Румянцевым турок при Ларге и Кагуле, их флота Ф.Ф. Ушаковым – в Чесменском сражении, занятие Крыма), которая завершилась Кючук-Кайнарджийским миром, укрепляли ее позиции на Черном море и обеспечивали возможность проникновения в Средиземноморье. Но замена на Ближнем Востоке французского влияния на русское не входила в планы британских политиков. Англия активно выступала против независимости Крыма, Молдавии и Валахии, против передачи России одного из островов в Архипелаге, против свободного прохода ее флота через Дарданеллы.

Ослабевшая на тот момент предреволюционная Франция уже не являлась для Англии серьезным соперником на международной арене, и Турция становилась открытой для английского влияния. Но начавшаяся в 1787 году Русско-турецкая война изменила соотношение сил на Востоке.

Ш.Ф. Клеман. Портрет короля Фридриха-Вильгельма II Гравюра


Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное