Тогда Халыбьев не мог уж ничего выговорить. Он только стонал, только корчился, все сильнее и сильнее. Одна из женщин, стоявшая в очереди, увидав эту страшную сцену, маленькую чужестранку, полную горя, а рядом с ней бьющегося в судороге нищего, вздрогнула. Тогда несколько капель синеватого молока пролилось на грязную мостовую. Женщина громко вздохнула:
— Все-таки страшная вещь — эта жизнь!
Да, страшная. Жанна Ней ей ничего не ответила. Она только взглянула на нее, и в глазах ее была вторая жизнь, еще страшнее первой, высокая, трудная жизнь — любовь.
Борис Фрезинский
ДВА РОМАНА ИЛЬИ ЭРЕНБУРГА
(От Андрея Белого к Чарльзу Диккенсу)
Эта книга — не «избранное» в обычном смысле слова. Здесь только два романа — «Жизнь и гибель Николая Курбова» и «Любовь Жанны Ней», — они были написаны в Берлине в 1922 и 1923 годах соответственно. Оба — примерно об одной эпохе, но написаны по-разному: не только в смысле «что», но и в смысле «как». Тем не менее объединение их под одной обложкой вполне оправдано общностью эпохи, совпадением мотива любви, приводящей к гибели героев, и даже тем, что в определенном смысле они взаимно дополняют друг друга.
Если свой первый роман «Необычайные похождения Хулио Хуренито» — международную сатирическую панораму эпохи войны и революции — Илья Эренбург продумывал пять лет и писал один месяц, то второй роман «Жизнь и гибель Николая Курбова» обдумывался один месяц и писался почти год.
Роман был задуман на сугубо современном и сугубо российском материале. Это повествование о судьбе молодого человека — непримиримого большевика и чекиста. Таким его сделала жестокая российская действительность (та самая, что иным теперешним литераторам и кинорежиссерам представляется исключительно благостной). Действительность, которую он вместе с единомышленниками решил переделать по формулам нового социального вероучения. Жизненный путь героя определялся ненавистью к пережитой с детства социальной несправедливости, и первоначальным эпиграфом к роману служила строчка эренбурговских стихов: «Молю, — о, ненависть, пребудь на страже!» В отличие от «Хуренито», роман замышлялся как психологический и вместе с тем детективный.
Начав писать «Курбова» в феврале 1922 года, Эренбург, как и многие русские прозаики, был тогда захвачен вихрем прозы Андрея Белого — ее ритмом, ее языком. Эта литературная, языковая стихия, накладываясь на сюжет первых, биографических, глав романа (этот материал автор хорошо чувствовал), должна была, как кажется, обеспечить быструю реализацию литературного замысла. Но — это был первый и единственный в долгой литературной жизни Эренбурга случай, когда роман «не пошел» и его пришлось оставить.
Эренбург занялся другими литературными планами, но о «Курбове» продолжал думать. В июне 1922 года он сообщал Марине Цветаевой: «Хочу дописать мой роман, а для него, кроме больших сил, нужно и большое равновесие — он о катастрофе, о торжестве стихии над волей». Год спустя Марина Цветаева вспоминала, как Эренбург обсуждал с ней сюжетные ходы задуманной книги: «Начата она была во время нашей горячей дружбы с Эренбургом, и он тогда героиню намеревался писать с меня (герой — сын улицы, героиня — дочка особняка)».
Когда летом 1922 года Эренбург вернулся к роману, он сменил эпиграф, не соответствовавший переакцентированному замыслу. Эпиграфов стало два: формула корней квадратного уравнения, символизирующая построение нового общества по теоретическому рецепту, и строчка популярной песенки «Цыпленки тоже хочут жить» — символ косности жизни, ее устойчивого сопротивления теоретическим схемам и радикальным перестройкам. Через судьбу героя роман должен был отразить это фатальное противоборство. Курбов хочет силой, террором навязать людям «правильный порядок вещей» (этим же безнадежным делом был занят и «главный коммунист», то есть — Ленин, в книге «Хулио Хуренито»). Мировоззрение движет поступками Курбова — он идет работать в чека. Но жизнь не укладывается в схемы и может быть только компромиссом. Смириться с этим немыслимо трудно для фанатика, верящего в безошибочность исповедуемой теории. Действие романа происходит в 1921 году, в пору перехода к нэпу. Для левых коммунистов, к которым идейно принадлежит Курбов, мучительный компромисс нэпа означал лишь временное и вынужденное отступление. Ситуация, однако, усугубляется любовью — испытываемой впервые, сильно и властно. Она опрокидывает все те же схемы жизни. Коллизия создается для Курбова неразрешимая, и он кончает с собой. Эренбург, полюбив своего героя, физически убил его, но на самом деле спас. Спас от неминуемой нравственной гибели (дальнейшая эволюция чека ни к чему иному привести не могла).