Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена

Такому калеке, как дядя Тоби, нечего было и думать о восстановлении порядка самостоятельно, – он позвонил своему слуге Триму. – Трим! – сказал дядя Тоби, – посмотри-ка, что я тут натворил. – Мне надо бы завести что-нибудь поудобнее, Трим. – Не можешь ли ты взять линейку и смерить длину и ширину этого стола, а потом заказать мне вдвое больший? – Так точно, с позволения вашей милости, – отвечал с поклоном Трим, – а только я надеюсь, что ваша милость вскоре настолько поправится, что сможет переехать к себе в деревню, а там, – коли вашей милости так по сердцу фортификация, мы эту штуку разделаем под орех.

Должен вам здесь сообщить, что этот слуга дяди Тоби, известный под именем Трима, служил капралом в дядиной роте; – – его настоящее имя было Джемс Батлер, – но в полку его прозвали Тримом, и дядя Тоби, если только не бывал очень сердит на капрала, никогда иначе его не называл.

Рана от мушкетной пули, попавшей ему в левое колено в сражении при Ландене[90], за два года до дела под Намюром; сделала беднягу негодным к службе; – но так как он пользовался в полку общей любовью и был вдобавок мастер на все руки, то дядя Тоби взял его к себе в услужение, и Трим оказался чрезвычайно полезен, исполняя при дяде Тоби в лагере и на квартире обязанности камердинера, стремянного, цирюльника, повара, портного и сидельца; он ходил за дядей и ему прислуживал с великой верностью и преданностью во всем.

Зато и любил его дядя Тоби, в особенности же его привязывала к своему слуге одинаковость их познаний. – Ибо капрал Трим (как я его отныне буду называть), прислушиваясь в течение четырех лет к рассуждениям своего господина об укрепленных городах и пользуясь постоянной возможностью заглядывать и совать нос в его планы, карты и т. д., не только перенял причуды своего господина в качестве его слуги, хотя сам и не садился на дядиного конька, – – – сделал немалые успехи в фортификации и был в глазах кухарки и горничной не менее сведущим в науке о крепостях, чем сам дядя Тоби. Мне остается положить еще один мазок для завершения портрета капрала Трима, – единственное темное пятно на всей картине. – Человек любил давать советы, – или, вернее, слушать собственные речи; но его манера держаться была необыкновенно почтительна, и вы без труда могли заставить его хранить молчание, когда вы этого хотели; но стоило языку его завертеться, – и вы уже не в силах были его остановить: – – язык у капрала был чрезвычайно красноречив. – – Обильное уснащение речи вашей милостью и крайняя почтительность капрала Трима говорили с такой силой в пользу его красноречия, – что как бы оно вам ни докучало, – – вы не могли всерьез рассердиться. Что же касается дяди Тоби, то он относился к этому благодушно, – или, по крайней мере, этот недостаток Трима никогда не портил отношений между ними. Дядя Тоби, как я уже сказал, любил Трима; – кроме того, он всегда смотрел на верного слугу – как на скромного друга, – он не мог бы решиться заставить его замолчать. – Таков был капрал Трим.

– Смею просить дозволения подать вашей милости совет, – продолжал Трим, – и сказать, как я думаю об этом деле. – Сделай одолжение, Трим, – отвечал дядя Тоби, – говори, – говори, не робея, что ты об этом думаешь, дорогой мой. – Извольте, – отвечал Трим (не с понуренной головой и почесывая в затылке, как неотесанный мужик, а) откинув назад волосы и становясь навытяжку, точно перед своим взводом.