Жизнь и необыкновенные приключения капитан-лейтенанта Головнина, путешественника и мореходца

Однажды в конце августа явился Отахи-Коски, столь любивший поиздеваться над пленниками, с большой группой японцев. Это заставило русских насторожиться. На сей раз Отахи не хихикал, не улыбался, не расточал ласковых взглядов, а был весьма серьезен и деловит. Он остановился в коридоре при клетке Головнина, за ним вошли солдаты и полуголые кули и разостлали на полу принесенные с собой рогожи. Вслед за тем дверь коридорчика распахнулась, и Головнин увидел, что несколько японцев несут на плечах... его собственный сундук, стоявший у него в каюте на «Диане»...

Василий Михайлович несколько секунд молча смотрел на столь знакомые ему вещи, и вдруг ужасная мысль обожгла его: «Диана» погибла! Либо японцы завладели ею силой, либо буря разбила судно и выбросила на берег. Иначе как могли оказаться эти вещи в руках японцев?»

В глазах у Василия Михайловича потемнело. Он зашатался и прислонился к стене. Но хитрый Отахи, видя, какое впечатление произвел на Головнина вид вещей, не спешил объяснить их появление здесь.

— Откуда это? — наконец спросил Головнин взволнованным голосом.

Отахи, помедлив еще немного, объяснил, что перед уходом русского шлюпа из Кунашира эти вещи были свезены на берег и оставлены там. Тогда Головнин, забыв о коварстве японцев, о тюрьме, о плене и обо всем на свете, громко крикнул Муру:

— Федор Федорович, радуйтесь! «Диана» ушла из Кунашира! Участь наша будет известна отечеству!

Однако из тех вещей, которые находились в принесенных чемоданах я сундуке, Отахи ничего не разрешил взять пленникам.

— Так зачем вы принесли все это сюда? — удивленно спросил Головнин.

— Чтобы капитан Хаварин и его товарищи могли видеть своя вещи, — отвечал Отахи.

И вслед за тем он приказал носильщикам закрыть чемоданы, и их снова унесли. Но все же появление этих вещей со шлюпа, как первая добрая весть с «Дианы», было столь радостным событием для Василия Михайловича, что ему захотелось запомнить день и час, когда это произошло. Но ни бумаги, ни карандаша не было.

Меж тем старая привычка ученого и путешественника наблюдать, запоминать и записывать в журнал события дня не оставляла Головнина. И он сделал себе такой журнал из нитки, на которой навязал столько узелков, сколько дней прошло со дня прибытия пленников в Хакодате. Для отметки приятных событий он решил привязывать к соответствующему узелку белую ниточку, выдернутую из манжет, для горестных — черную шелковинку из шейного платка, а для безразличных — зеленую из подкладки своего мундира.

Делая каждый день по узелку и затем время от времени перебирая их и закрепляя в памяти события, отмеченные нитками, можно было хорошо запомнить их. И первая белая ниточка была привязана Василием Михайловичем именно к тому узелку, который соответствовал дню 25 августа 1811 года, то-есть когда он узнал о судьбе своей «Дианы».

Вскоре пленников снова повели к начальнику города на допрос. Снова стояли они перед японским гимниягу, за спиной которого виднелась на стене ветка цветущей яблони, а по бокам висели орудия пытки. На этот раз допрос был короче. Гимниягу спросил:

— Кто дал повеление кораблям Хвостова напасть на японские селения? Зачем он сжег эти селения и что сталось с японцами, которых он увел с собою, и зачем пришел из Петербурга ваш корабль?

Василий Михайлович спокойно ответил гимниягу: — Суда Хвостова и Давыдова были торговые, а не императорские. Они принадлежали Русско-Американской компании. Офицеры эти не состояли на службе нашего государя. А что касается взятых Хвостовым двух японцев, то, как ведомо мне, они были отвезены им в Охотск, где проживали на воле. Затем, захватив лодку, уплыли неизвестно куда.

Гимниягу, пытливо посмотрев в спокойное лицо русского капитана, приказал отвести пленников снова в тюрьму.

Глава десятая ТУЧИ СГУЩАЮТСЯ

Все чаще стали водить пленников на допрос к начальнику города Хакодате, все чаще ставили их на пеструю гальку перед цветущей веткой яблони, и все чаще приходила им в голову одна и та же печальная мысль, которую Мур с каким-то озлоблением выразил однажды словами:

— Нам угрожает смерть, ибо японцы принимают нас не за ученых путешественников, а за лазутчиков, подосланных к ним для военных целей. Они не оставят, без мести злосчастных действий Хвостова. Они считают Сахалин и острова Курильские своей землей. И никто не сможет защитить нас.

— Пусть нас убьют тогда, — отвечал Хлебников. — Предпочитаю смерть неволе.

Василии же Михайлович с прежней твердостью, не покидавшей его в самые тяжелые минуты, говорил своим товарищам:

— Не следует отчаиваться! Мы — моряки российского флота. За нами стоит великая держава, и японцы не пожелают вступить с нею в спор. Нам следует лишь доказать японцам, что они ошибаются, принимая нас за врагов. Помните, что все мы на «Диане» не раз бывали на краю гибели, но не погибли. Друзья наши, что на свободе, не дадут нам погибнуть и теперь!