Жизнь и подвижничество иже во святых отца нашего Симеона Нового Богослова

96. Итак, спустившись к подножию холма и найдя там развалины часовни святой Марины, он вошел туда и воздал Богу молитвы девятого часа. Затем, отдавшись краткому отдыху, как истинный ученик Христов, он приветствует друга синкелла следующим письмом. “Всесвященному и святому владыке моему, преславному синкеллу из-за тебя изгнанный и преследуемый твой Симеон. Смотри, всесвященный владыко, какую жатву принесли мне семена твоих подвигов по Богу и рассуждений, какую славу и радость принесли мне, скольких венцов стали они для меня причиной, сколь великим веселием наполнили меня, возвели на вершину духовного знания и стопы ума моего прекрасно утвердили на камне (Пс. 39:3); и уготовали мне в ту самую скалу облечься, из которой получаю я воду живую. Она ипостасно орошает меня, движет [мною], говорит со [мною] и побуждает писать тебе, преисполняя всякой радости; она вовсе не позволяет мне чувствовать смертоносные искушения, но, как трех отроков в печи сохранила она нетронутыми огнем, так и меня, как бы спрятав в своей скинии (Пс. 26:5), хранит беспечальным и не ведающим страданий, — за это я благодарен тебе и никогда не перестану благодарить и молиться за тебя. Так что если у тебя есть еще что-нибудь добавить к радованию и славе любящих тебя, не медли сделать это, чтобы мзда тебе увеличилась и воздаяние от Бога, еще законоположившего, было дано тебе преизобильно. Будь здоров”.

97. Получив это послание, надмеваемый знанием синкелл прочитал высокие мысли и, не поняв их большую часть, был сражен словесными жалами сильнее, чем, как казалось, сам он сразил святого мужа злыми нападками. И он отвечает, но не словами, — на это он не был способен, — а делами. Тотчас же принимается он разить непобежденного, находящегося в отдалении, но не как мудрец, какими-либо доводами разума, — ибо не обладал свободным разумом, движимым любовью, — а как способный на все, изобилующий злобой, коварной болтовней, наветами и недостойными кознями. И вот, без промедления придя к самому патриарху и нашептав ему в уши то, что имел он против Симеона, он раздувает клеветой угли гнева, снова поджигает их и возбуждает сильнейшее пламя испытаний для Симеона. Так как он точно знал, что блаженный муж любит чтить в празднествах [своего духовного] отца и очень щедро раздает деньги бедным, он вообразил, подобно тому Мидасу, который все видел золотым, что святой муж владеет золотыми сокровищами, скрытыми в келлии — где сложены были груды аскетических подвигов. Тотчас же убеждает синкелл патриарха послать [людей] на поиски пресловутых богатств святого. И не только их, но с ними вместе изъять все находящееся в келлии имущество — я имею в виду книги, одежду для тела и другие необходимые вещи.

98. Видите, что делает зависть и ненависть к ближнему? Поистине ослепляет и воображает несуществующее существующим и то, чего нет, использует, как если бы оно имело место, и с ним сражается. Итак, обыскивают келлию блаженного мужа, которая некогда приобрела сокровище благодати Духа и стала его вместилищем. Ищут зарытые золотые сокровища у того, кто все презирал и отбрасывал и ничего не приобрел, кроме власяницы и плаща для защиты его иссушенного чрезмерными подвигами тела, которое тяготило даже тряпье. Обыскивают [келлию] при помощи каких-то лопат и приспособлений, раскапывают пол, проламывают стены, снимают кровлю и даже весь скарб разбрасывают на открытом воздухе. Но бездушная келлия, тщательно обыскиваемая в течение целого дня, со своей стороны, стала мстить за своего обитателя; сплошь продырявленная, она ничего не отдала из того, чего искали и чего жаждали погромщики. Тогда были изъяты сложенные в ней книги и малое утешение для тела того человека — все оно состояло из плаща и покрывала, по причине присущей ему немощи. Так вот, узнав о похищении имущества, Симеон апостольским разумом принимает это с радостью, совершенно презрев глумящихся и посмеявшись их наивности, ибо они думали найти золотые сокровища у того, для кого всю жизнь была богатством бедность во Христе и нужда служила трапезой роскошной и более изобильной, чем стол изощренных яств.

99. Итак, один, умудрившийся в злобе, делал все возможное, чтобы, как ему казалось, тем более уязвить святого. А другой снова отправил ему письмо, и первый больше, чем второй, получил ударов в сердце. И говорит пославший письмо так: “Добрый Стефан, господин мой, снова прибавил прекрасные венцы к моим венцам. Но чем же мы воздадим тебе за то, что ты сделал нашему ничтожеству, движимый благим расположением, и делаешь, и я знаю, что и впредь будешь делать, благодетельствуя нам ежедневно уже семь лет? Как защитимся мы пред тобой, усердным в таком деле и знающим, как почтить твоих друзей и угодить им сладкими твоими лекарствами?