Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. Том 2

 Помышлял о том, чем бы и как исправить свою ошибку в межевой, думал о испрошении для отмежевания мне проданной земли своекоштного землемера; помышлял о спорах, какие произойдут при сем случае и как тем еще более все дело испортить можно, и не усматривал ничего лучшего, как избрать среднюю дорогу, а именно: чтоб об ошибке своей молчать, межевщика не брать, а владеть землею по–прежнему до прибытия землемеров и распахивать ее уже смелее. Но чтоб владеть до того времени спокойнее, то усматривал ту необходимость, что вести мне надобно себя посмирнее и стараться получить ласкою землю к одному месту, где б то ни было, хотя бы то и с некоторою уступкою было.

 Не успел я все сие перемыслить, как г–н Рахманов, успокоившись от своего разгорячения и пыхов {Пых — пыл, спех, горячность.} и сделавшись смирнее и снисходительнее, сказал: что я дачу свою получу тогда, как межевать станут, а теперь владел бы я тем, что имею. Я обрадовался сему и, привязавшись, начал клеить свое дело. Ибо с сей минуты говорили мы уже все ласково и хорошо. Он уже соглашался, чтоб я брал и отводил землю. Но тут сделался вопрос, будет ли он моею межою доволен?

 Чего я опасался, то и сделалось. Он был крайне тем недоволен, что я так близко к его хутору подъехал, и требовал неотменно по свою черту, самим им от единой жадности к захватыванию проведенной; ибо сие место было совсем не против его дачной земли, а против нашей, а он захватил только насильно у нас один лог, известный под названием Дальнего–Ложечного, и, нашед тут родник и воду, поселил хутор.

 Я видел ясно всю несправедливость и наглую только жадность к земле с его стороны, и потому хотя мне и весьма не хотелось ему сделать толь великой уступки и дать ему чрез то отбить меня совсем от помянутого Дальнего–Ложечного, которое именно мне продано, и где самому мне селение завесть хотелось; но видя, что мне с сим тузом, как с добрым мерином, не сладить, оказал себя сколько–нибудь склонным и на его предложение, и тогда и он, будучи доволен, хотел сам выехать и положить между нами межу.

 Я был и сему уже рад, по крайней мере была бы межа достоверная и мне где–нибудь распахивать бы уже смелее было можно; но горевал я только о том, что выезд сей назначал он не прежде как чрез 7 дней, и насилу убедил его обещать выехать чрез день после того времени.

 Сим кончилось наше тогдашнее свидание и мы расстались, как уже добрые приятели.

 Во время обратной нашей езды случилось с нами одно смешное происшествие, которое не излишним будет рассказать для того, чтоб дать случай вам посмеяться.

 Едучи еще к г–ну Рахманову, видели мы преужасное стадо диких гусей, сидящее на ровном лугу при берегах реки Панды. Было их такое множество, какого я от роду не видывал, и безошибочно можно было сказать, что находилось их тут несколько десятков тысяч. Весь обширный луг казался от них не инако, как вспаханною землею, и как мы их вспугнули, то затмилось даже солнце от густоты их огромного стада. Нам хотелось хоть одного из них застрелить, и мы не один раз посылали бывшего с нами братнина егеря–поляка, но они были так осторожны, что он не мог никак к ним подкрасться.

 Но как поехали мы назад, то было уже так поздно, что не успели мы доехать до реки Панды, как совсем уже смерклось, и тогда увидели мы опять небольшое стадо гусей, слетевшее с поля и одного гуся отставшего от них и бегущего пешком.

 — Ах! конечно это подстреленный! — закричал мои брат:

 — Подстреленный, сударь! — говорил кучер.

 — Право знать подстреленный — говорил прикащик, стоявший позади.

 Словом все утвердили, что так, и тотчас определили, чтоб ловить подстреленного гуся. И тогда я закричал: «стой! стой!» а брат кричал: «Побегай, побегай Яков», и Яков побежал ловить гуся. Заходит ему вперед, гусь бегает… заходит ему в бок, он прочь бежит.

 — Ох, ему одному не поймать, закричал брат: побегу–ка я к нему на помощь, двое скорее поймаем!

 — «Побеги братец!» говорю я, и братец мой полетел, а за ним ну–ка и я туда–же для компании.

 Уже мы ловить, уже бегать, то туда то сюда, то вперед, то взад — не дается нам гусь; запыхались, замучились, не один раз в темноте спотыкались и падали, и насилу, насилу наконец поймали. Но что ж?… Вместо мнимого сокровища оказалось, что гусь был дворный и отнюдь не дикой!

 Господи, какая была тогда досада на самих себя и как потом смеялись мы тому, что все мы четверо так грубо обманулись, и все измучились по пустому, а выиграл более всех наш кучер. Он просидел на козлах и разиня рот с нами не бегал.

 Как по условию нашему надлежало мне целые двое суток дожидаться нашего съезда, и сие время еще долее продлилось по случаю заехавших к Рахманову гостей и его задержавших; то употребил я сие праздное и для брата моего очень скучное время на разные экономические распоряжения, а в достальное праздное время описывал положение и самую историю тамошних мест, между прочим же и на свидание с ближнем соседом своим, г–н Тараковским.