Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. Том 2

 Сия строгость сделалась, наконец, ей несносною и довела ее до такого отчаяния, что она возложила сама на себя руки и зарезалась; но как горло не совсем было перерезано, то старались сохранить ее жизнь, но, разрубая топором заклепанную рогатку, еще более повредили, так что она целые сутки была без памяти. Со всем тем не умерла она и тогда, но жила целый месяц и, хотя была в опасности, но кандалы с нее сняты не были, и она умерла наконец в них, ибо рана, начав подживать, завалила ей горло.

 Вот какой зверский и постыдный пример жестокосердия человеческого! И на то ль даны нам люди и подданные, чтоб поступать с ними так бесчеловечно! И как дело сие было скрыто и концы с концами очень удачно сведены, то и остались господа без всякого за то наказания.

 Мы содрогались, услышав историю сию и гнушались таким зверством и семейством сих извергов, так что не желали даже с сим домом иметь и знакомства никогда {См. примечание 10 после текста.}.

 Далее записано у меня, что я в сей месяц крестил с тещею моею нынешнего нашего дьякона Петра, сына бывшего тогда нашего попа Евграфа; также в исходе оного выдумал и сам сделал прекрасный деревянный замок с шестью колесами.

 Замок сей был очень курьёзен. На колесах оного, вертящихся кругом, изображены были литеры и из оных можно было чрез вертение набирать до 4.000 разных слов и имен, но отпирало его только одно слово, и слово сие было «фофон». С того времени стали делать в Туле замки сего рода и железные, но все глупые и не столь замысловатые.

 Наконец, 15–го числа сего месяца имел я удовольствие получить чрез Серпухов свои газеты, и как это было в первый раз, то я обрадовался им как бы какой превеликой находке. Но радость сия скоро превратилась в досаду, ибо как тогда не было еще такой порядочной почты по всем местам как ныне, то пересылка оных происходила не только медленно, но весьма неисправно, и я то и дело принужден был видеть посылаемых за ними в Серпухов людей, возвращающихся с пустыми руками и досадовать на почту и на газетиров.

 Сколь ни мало было в генваре происшествий достойных замечания, но февраль был еще того скуднее оными. В течении всего оного не произошло почти ничего важного кроме того, что я нанял плотников рубить новый себе дом, да в конце оного получил опять письмо из Экономического Общества с IX–ою частию Трудов оного, и имел удовольствие видеть в оной оба мои последние сочинения напечатанные.

 Письмецо сие было самое коротенькое, но книги прислано было ко мне целых 13 экземпляров, власно как бы в награду за труды мои и чтоб мог я оные раздарить моим знакомым. Награда сия была хотя слишком мала, но я по нужде был и оною доволен, и самым тем побуждался и далее заниматься подобными тому ж экономическими сочинениями.

 Впрочем имели мы удовольствие в течении сего месяца видеть ближайшего моего соседа и двоюродного брата, Гаврилу Матвеевича, приехавшего из Петербурга в дом свой, а напротив того другого соседа, Матвея Никитича, проводили в Петербург на службу.

 Наконец, как в исходе сего месяца случилось быть в сей год маслянице; то, по молодости своей и по охоте с малолетства к катанью, вздумалось мне порезвиться и сделать для катанья порядочную гору. Она сделана была деревенская, без всяких коштов.

 Я велел на нижнем своем пруде расчистить лед и избрав отлогий, но довольно высокий и крутой берег, в самом том месте, где ныне у меня известковые ямы, улили весь оный и так, что гора была наипрекраснейшая. И мы закатались на ней впрах не только сами мущины, но сотоварищество нам в том делали и самые боярыни как наши, так и приезжавшие к нам в гости.

 Самые старушки, как, например, теща и тетка моя Матрена Васильевна, дозволили мне несколько раз скатить себя с горы на салазках. Словом, я не помню, чтобы когда–нибудь во всю жизнь мою я так весело масляницу, а особливо последний день оной препроводил, как в сей раз. И как гостей у нас случилось много, то катались мы в сей день до самого позднего вечера и даже при огнях, которыми гору свою мы осветили, и кончили оный прямо хорошо и весело.

 С начала марта сделалась было у нас половодь: сошел весь снег и вскрылась было совсем весна. Явление сие было необыкновенное, однако продолжалось сие недолго и мы должны были опять покидать колесы и приниматься за прежние сани, и настоящая половодь не прежде была как под Благовещение.

 В сей месяц начали плотники рубить мои хоромы, а я с людьми заготовлять каменья под фундамент под стены, которые основаны были на толстых дубовых столбах.

 Копали мы оные прямо против хором в вершине и вытаскивали оные к хоромам, при помощи ворота, по намощенному вкось чрез вершину из досок мосту, по которому втаскивалась особого рода плоская телега или почти род саней, нагруженных множеством камней.

 Машину сию выдумали мы сами с столяром и она помогла нам очень много. И как каменьев нашли мы превеликое множество, лежащих в горе стеною, власно как складенною из тесаных камней, то с малым трудом наломали и натаскали их множество.