Обстоятельство сие меня очень смущало и огорчало и тем паче, что болезни сии были прилипчивыми; следовательно и частые посещения больных могли быть бедственны и опасны.
Однако, несмотря на то, я отваживался несколько раз посещать оных и в рассуждении брата моего очень боялся, чтоб он не умер; ибо скоро дошло до того, что принуждено было его исповедать и причастие, а наконец сделался так труден, что особоровали его и маслом.
Но по счастию превозмогла еще болезнь его молодость и натура. Чрез несколько дней ему полегчало и он от болезни своей освободился, а выздоровела также и несчастная родильница.
К усугублению огорчений моих, в сие время, получил я, вскоре по приезде моем из Калединки, еще одно печальное известие о кончине внучатного дяди моего, Захарья Федоровича Каверина.
Добрый и искренно мною любимый и почитаемый родственник, заслуживающий по добродушию своему лучшую участь, нежели какую он имел: препроводил всю свою жизнь в военной службе, дослужился наконец до полковничьего ранга и, получив отставку, ехал уже в небогатый свой домишко и разогнанную беспутною и беспримерно злою женою его деревнишку провожать вечер дней своих в сельском уединении.
Но смерть пресекла дни его во время путешествия сего власно, как желая свободить его от тех бесчисленных досад и огорчений, какие он мог бы иметь, живучи в деревне.
Но как бы то ни было, но как он меня искренно и много любил, то я очень сожалел о потерянии сего своего родственника, которого праху желаю и поныне ненарушимого покоя.
Наконец и сам я подвержен был около сего времени двум опасностям: во–первыхъ, чуть было сам не занемог горячкою и от того настрадался очень, но по счастию удалось мне опять чиханием не допустить болезнь до усиления, а прервать ее в самом начале.
Во–вторых, чуть было не выколол себе глаза, от чего спасла меня невидимо всемогущая десница моего Бога.
Случилось сие в один день, когда производились у меня в саду многие работы: я, бегая для осматривания оных то в то место, то в другое, набежал однажды на конец небольшого, но острого и сухого древесного сука так хорошо, что он воткнулся даже мне в лицо повыше брови и на палец только шириною от глаза.
Итак, не легко ль бы я мог потерять глаз, если б не отвратил сего несчастия от меня благодетельный и пекущийся о благе моем промысл Господень? О, как благодарил я за то моего Бога!
Но письмо мое достигло до обыкновенной своей величины; итак, прервав на сем месте свое повествование, скажу вам, что я есмь, и прочая.
(Октяб. 31 дня 1805).
ВЕСНА
ПИСЬМО 138–е
Любезный приятель! С месяцем маием наступила у нас весна совершенная, и как мы были все около сего времени совершенно здоровы, то, пользуясь хорошею и приятною векшею погодою и частыми свиданиями с друзьями своими и соседями, провели мы всю первую половину сего месяца очень весело.
Я почти во все время сие не выходил из сада и занимался тысячами разных дел, сколько таких, коих требовала самая необходимость, а не менее происходящих от разных затей и новых каких–нибудь выдумок и предприятий, относящихся до украшения садов моих.
Наиглавнейшим из сих было приготовление места под фонтан, который чрезвычайно хотелось мне по близости хором своих сделать. Но как назначал я место под него на берегу, подле самой находящейся пред домом на горе сажелки, то хотелось мне сделать к нему от дома спокойный и красивым вход и сделать бассейн его из дома видимым; но как для сего надобно было разрывать много глинистый высокий берег, то и занимались мы несколько дней сею работою, которая кроме сего доставила мне и другое удовольствие.
Мы нашли в сей глине великое множество разноцветных и особых камушков, которыми я так прельщался, что набрал их целую коллекцию и сделался в сем случае натуралистом.
Но ничто так много не доставило мне удовольствия, как один выкопанный тут круглый кремень, в котором по расколочении его нашли мы пророс, или столь прекрасную кристаллизацию, что незнающим можно было почесть камушки сии гранеными брильянтами, на какие они и действительно походили.
Мы все не могли довольно налюбоваться ясности, чистоте, регулярности натуральных граней и самой игре сих блестящих камушков и начудиться сей игре натуры.
И как наковыряли мы и из внутренней пустоты кроме сего несколько десятков и из них некоторые были довольно крупны, а иные мелки, а из живущих на заводах у нас немцев случилось быть одному золотых дел мастером, то из любопытства и для достопамятности велел я из них сделать перстень, и оный был так хорош, что жена моя могла носить на себе оный, и мне очень было его жаль, когда чрез несколько лет после сего бездельники украли его у нас вместе с ларчиком.
Впрочем до фонтанов я был такой охотник, и нетерпеливость моя видеть скорее у себя какой–нибудь была так велика, что мне вздумалось даже из единой, так сказать, резвости, между тем покуда помянутое место под порядочный фонтан готовили, смастерить себе маленький, миниатюрный и ничего мне не стоивший.