Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. Том 2

 Город сей, который я до того еще не видывал, показался мне и тогда довольно уже изрядным, и находилось в нем довольно каменных домов и ряды изрядные; но в сравнении с нынешним его состоянием был он тогда ничего незначащим.

 Мы, искупив в рядах, что было нам надобно, зашли в девичий монастырь к одной родственнице нашей, г–же Ходыревой, с которою теще моей хотелось видеться и, просидев у нее до вечерень, поехали обратно в Сварожню, к г. Карпову, ночевать; ибо от него до Калуги было только 12 верст расстоянием, почему и успели мы приехать еще в сумерки.

 Ввечеру сделал г. Карпов для нас потеху, и палил из своих пушек и кидал из мортир гранаты, и мы вечер сей провели очень весело.

 В последующий день положили мы пуститься в обратный путь и отпросились у г. Карпова очень рано поутру. Он снабдил меня разными семенами и горшком с виноградом, и я приязнью его и ласкою был очень доволен.

 Мы обедали на дороге в славных Кошурских горах, при берегах реки Оки, а к вечеру и довольно еще рано доехали до Алексина, так что я успел еще побывать у г. Солнцева и просидеть у него несколько часов.

 Ночевали же мы опять у г. Ферапонтова, а на другой день поехали мы уже прямо большою серпуховскою дорогою; в свою деревню возвратились благополучно и довольно еще рано.

 Не успел я сим образом путешествие свое кончить, как необходимость заставила меня, оставив и сады и все прочее, садиться за стол и приниматься за другое и важнейшее дело.

 Мне насказали столько о приближающемся со всех сторон к нам межеванье, что я начал опасаться, чтоб не застигло оное меня не совсем еще к нему приготовившимся {См. примечание 7 после текста.}.

 И как общее и действительное количество земли в наших дачах было мне еще не известно, то озабочивался я очень тем, что у меня не вся еще дача положена была на план и на оном измеряна; в минувшее лето хотя обошел я и всю ее вокруг с инструментом, но как–то не успел я тогда положить все обходы мои на план, да и не знал, сомкнётся ли он еще или нет.

 Итак, ну–ка я приниматься скорей за бумагу, циркули и карандаши и оканчивать сие дело; ну–ка сидеть и трудиться над тем наитщательнейшим образим и не вставая с места, и трудиться так, что я в тот же день сие дело кончил и имел неописанное удовольствие видеть, что план мой сомкнулся наивожделеинейшим образом и через самое то оказалось, что самодельщина моя, домашняя астролябия, была хорошохонька и могла служить вместо лучшей аглинской, чем я чрезвычайно был доволен.

 Теперь осталось только огромный план сей разбить, по обыкновению, в треугольники и оные для узнания количества всей земли, измерить и исчислить; но сие сделать было не безделка, и я как ни трудился над тем, но в один день не мог того никак сделать, но принужден был сидеть над тем целых два дня.

 Когда же дошло дело до общего сложения площадей всех треугольников, то не могу изобразить, с какими разными и беспокойными душевными движениями производил я сие последнее дело.

 Неописанная нетерпеливость мучила меня узнать: пример ли будет в нашей даче или недостаток? С коликим вожделением желал я последнего или, по крайней мере, того, чтоб дача была полная, с толиким страхом и боязнию опасался первого; ибо известное то было дело, что при тогдашнем межеванье все дачи, имевшие примеры, подвергались бесчисленным бедствиям и опасностям и сопряжены бывали с бесконечными хлопотами, а напротив того, все имеющие недостатки — выигрывали. Словом, пример был мне так страшен, что я даже боялся и помыслить об оном.

 Но увы! Чего я опасался, то и свершилось. Последняя черта черкнута, дело кончено, и роковой удар воспоследствовал и поразил меня так, что закипела во мне вся кровь, вострепеталось сердце и я остолбенел от изумления! Холодный пот прошиб даже все тело мое, и я несколько секунд не мог опомниться и собраться с духом.

 Словом, оказалось, что дача наша была не только полная, но было в ней и множество еще примерной земли, и число оной простиралось даже до 400 десятин, количество, не составлявшее безделки, но весьма по невеликости и всей дачи и чрезвычайно важное и такое, что в случае потеряния всего сего примера, могли б мы потерпеть неописанный убыток и во всем нашем хозяйстве страшную расстройку и даже разорение.

 Что было тогда делать? Истинно несколько минут или паче часов, не знал я, что делать, как быть и что при таком обстоятельстве предпринимать лучше?

 Наконец, по многом думании и гаданиям, остановился я на том, чтоб, во–первых, сокрыть важное сие открытие, буде б можно, во глубине одного только своего сердца; но как сего было никак нельзя сделать, то открыть тайну сию одним только разве моим деревенским соседям, как главнейшим в даче нашей соучастникам, да и тем не инако, как взяв наперед с них клятву, чтоб они никому того не сказывали, но сохранили б тайну эту в сердцах своих за свято.

 Во–вторых, выдумывать заблаговременно все удобовозможные способы к удержанию за собой и спасению сего толь важного излишества земли и употреблять оные, смотря по будущим обстоятельствам межеванья, и так, как оные требовать будут.