Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. Том 2

 — Да, сказал я, Ладыженский ездил, и он вам, небось, сказывал.

 После сего первого явления, спросил он меня:

 — «Что ты так худ стал?»

 — Никак! говорю я; а все таков же!

 Третий вопрос был следующий:

 — «Где ты был, как я приехал? Мне сказали, что тебя не было дома».

 — Да, сказал я, я ездил кой–куда на сих днях.

 Сим весь разговор наш в церкви тогда кончился. Он остался с попом беседовать и брать просфиры, а мы вышли и остановились на крыльце. Он, вышедши, начал аллегорию говорить о нищих и расспрашивать чьи они, а я увидев, что сошла между тем и княгиня, жена его, подошел к ней, по старинному знакомству, поцеловаться, ибо тогда обыкновение еще было целоваться.

 Она по добродушию своему обошлась со мною очень ласково, спросила, все ли мы здоровы и благополучны и как увеселяемся деревенскою жизнью, и прочее, и я на все ответствовал таким же ласковым и благоприятным тоном.

 Между тень, с нетерпеливостью ожидал я, не пригласит ли меня князь к себе, однако у него и на уме того не было; а я тону был и рад, ибо, в таком случае, принужден бы я был к нему ехать. Таким образом кончилось наше свидание. Князь с помпою поехал домой, а мы также.

 Далее и кстати, расскажу вам еще об одном своем соседе, с которым я около сего же времени случайно познакомился. Был то живущим в деревне Дубачине г. Селиванов, по имени, Алексей Федорович.

 О сем человеке наслышался я уже издавна, что он был мудрого и особого характера, чрезвычайный охотник до собак, до птиц всякого рода, имел весь дом наполненный ими и вел странную и уединенную жизнь. Ныне давно уже хотелось из единого любопытства его видеть, ибо впрочем, как он ни к кому не езжал, то не лестно было и его знакомство. Но около сего времени, как случилось в селении у него стоять межевщику Хвощинскому, и мне надобно было у него побывать, то согласились мы с ним к сему чудаку сходить.

 И что ж нашли мы у него? Вся передняя и довольно просторная комната наполнена была у него разного рода собаками: были тут борзые, были лягавые и разных других родов, и большие и малые.

 Все они подняли такой лай, от всех их была такая вонь, что мы принуждены были почти заткнуть свои уши и ноздри при прохождении сквозь сию комнату, боясь, чтоб не оглушить себя и не задохнуться.

 За сею следовала другая, столь же просторная, но ничем не лучшая. Сия вся загромождена была несметным множеством клеток: иные из них висели в окошках и в таком множестве, что затемняли собою всю комнату; другими унизаны были все стены; третьи висели с потолка; а иные и крупнейшие помещены были в углах и в простенках, на полу и подле стен, и во всех их такое множество и малых и больших птиц, и производили они пением и щекотанием своим такой гром и шум, что не можно было слышать голоса говорящего вблизи человека. А как и сии животные не производили от себя благовония приятного, то не мог я, чтоб не пожать плечми и не подивиться человеку, провождающему жизнь в таковом многочисленном сообществе разных животных, и обоняя всякий день ужасное зловоние, от них происходящее.

 В самых комнатах хозяйских ничем почти было не лучше: они все были закоптелые, мрачные и наискучнейшие; а согласовались с тем и все приборы.

 Сам хозяин был уже немолодых лет и жил также не весьма прибористо. Он принял нас ласково, угощал нас кофеем, но кофеем таким, какого хуже я от роду не пивал; а все сие в совокуплении своем имело столь мало прелестей, что мы рады–рады были, когда вырвались из сей вонючей и вредной атмосферы на чистый надворный воздухе и, говоря между собою, не мог ли довольно надивиться образу жизни сего впрочем довольно достаточного человека, но о котором г. Хвощинский сказал такое слово, которое мне очень полюбилось; а именно, он, говоря о г. Селиванове, сказал, «что, братец, у него ничего нет, да и самого его нет.»

 Но не сим, а совсем другим образом угостил у себя я сего любезного и доброго землемера, посетившего меня чрез несколько дней после того.

 От меня совсем с другими мыслями он поехал, и могу сказать, что он мне не только тогда, но и многие годы спустя, когда случалось видать мне его в Тамбове, оказывал, как бы родной какой, всевозможные ласки и благоприятствы.

 Тогда же обязал он меня очень поданием мне многих искренних и дружеских советов, в рассуждении приближающегося к нам межевания, и наставлениями как поступить при оном, ибо ему я во многом открылся.

 От г. Лыкова же советовал он мне брать возможнейшие осторожности и всего меньше верить всем его ласкам, наружным благоприятствам и лебезенью; но не так отзывался о помощнике его, второклассном землемере г. Сумароков, которого хвалил он мне и говорил, что он малый добрый, знающий честь и благородство, и все сие, как нам после самая опытность доказала, была точная правда.

 Наконец, скажу вам об одной смешной, но полезной выдумке, которую случилось мне около сего времени сделать.