Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. Том 3

 Нашлись также тогда везде списки о умерших в ней, во все летние месяцы, чумою, и по оным погубила она в месяце апреле 744, в мае — 857, в июне — 1099, в июле — 1708, в августе — 7268, в сентябре — 21401, в октябре — 17561. Всего по ноябрь месяц 50632 человека. А деревень, в одном Московском уезде, заразилось 216, умалчивая о прочих уездах и провинциях. А сколько народу померло в Москве в ноябре и всего всех везде, было нам неизвестно, а думать надобно, что чума в сей раз похитила у нас около ста тысяч человек, когда не более.

 Начало декабря ознаменовалось двумя особенными, относящимися до меня происшествиями: во–первых, тем, что я крайне обрадован был известием, что в частные смотрители выбран не я, а сосед мои г. Ладыженский и г. Пущин; ибо, признаться надобно, что я очень боялся, чтоб в хлопотливую и, по тогдашним обстоятельствам, крайне опасную должность, не выбрали меня. Во–вторых, что я в один день был до чрезвычайности испуган одним происшествием. Случилось сие в 4–й день месяца декабря.

 У соседа моего, господина Ладыженского, была в сей день дочь его Варвара именниннцею и он звал нас к себе обедать. Как за чумою мы давно уже никуда не ездили и засиделись дома, то, хотя и опасно еще несколько было ехать мимо зачумленной деревни Злобиной, но мы, предприяв оную кругом объехать полями, решились в Сенино съездить.

 В Злобине хотя и неслышно было ничего с того времени, как они сожгли избу со всеми зачумелыми вещами у мельницы однако, как известно было нам, что, тогда было обыкновение там, где была чума, стараться ее скрывать и утаивать, а там, где ее не было, на себя ее склёпывать и прилыгать, дабы тем отогнать посторонних, которые все тогда были опасны и сумнительны, от проезжания чрез деревни, то и не знали мы, и в Злобине за верное пресеклась ли в нем чума или еще продолжалась; а потому и не преминули употребить всех нужных предосторожностей и как сами у себя и у людей, ехавших с нами, все наружные и обнаженные наши члены вытерли уксусом, так и на дорогу взяли с собою уксуса для нюхания. При подъезжании же к Злобину, велели взять гораздо далее вправо и объезжать вдали вокруг сию деревню. По счастию было поле сие тогда под озимями и, по положению места объезд сей учинить было можно. Но не успели мы при сем объезде поровняться с деревнею сею, как глядим бегут из деревни два мужика и прямо к нам.

 Господи! как мы перетревожились все тогда при приближении оных. Я велел людям кричать и махать руками, чтоб они к нам не приближались, а кучера то и дело понукал ехать скорее, чтоб удалиться от бегущих; но сего учинить мы никак не могли.

 Они бежали к нам наперехват и мы неинако заключили, что они хотят нас ругать и браниться, для чего мы по зеленям их ездим, и принялись за нюхание своего уксуса и, стараясь выехать из под ветра, готовились слушать их брани; но вместо того, как стали их самих ругать и бранить, услышав от них, что они были определенные караульщики и для самого того к нам бежали, дабы сказать, чтоб мы и близко к их деревне не подъезжали, а объезжали бы оную далее.

 «Да разве вы слепы? кричали мы, что мы то и делаем, и зачем вас несла нелегкая к нам? Ступайте–ка и убирайтесь прочь от нас и оставьте нас с покоем!»

 Между тем, как люди наши сим образом с ними, не далее как только шагов на десять от нас стоявшими, говорили, сердце у нас у всех было совсем не на своем месте, а так от страха трепетало, что хотело выскочить. Не могу без смеха теперь вспомнить о том, как мы, сидючи тогда в карете, обтирали у себя и лицо и руки уксусом и укрывались всячески в карете, чтоб чума не могла нанесена быть от них на нас ветром.

 Но как бы то ни было, но мы проехали, прогостили весь тот день в Сенине и возвратились тем же путем и домой благополучно.

 Но не успели мы приехать, как вдруг сделалось мне дурно, и так дурно и не по себе, как никогда почти со мною не бывало. После чего, вскоре почувствовал я в себе озноб, а потом ужасный жар.

 Неожидаемость сия в прах меня напугала, ибо, как известно было нам что и с заражающимися чумою сначала такие же происшествия бывают, то что иное оставалось тогда заключать, как не то, что конечно и ко мне чума от помянутых мужиков, каким–нибудь образом, прильнула; и как я в том почти уже и не сомневался, то посудите, каково мне тогда было.

 Одна мысль о том поражала меня неописанным образом! Словом, я впал в такое смущение духа и дружное изнеможение телесное, что не в силах был идтить за стол ужинать; а как спать стали ложиться, то без дальних околичностей жене своей сказал, чтоб она в сей день со мною не ложилась, но оставила меня одного, ибо еще неизвестно, чем болезнь моя откроется и не чума ли еще самая. Итак, в сем случае мне не хочется, чтоб и они от меня заразились.

 Что было тогда ей делать? Она хотя говорила, что тому статься не можно, чтоб я зачумел, и что я напрасно сие думаю; однако я настоял, чтоб она для всякого случая и из одной предосторожности оставила меня одного.