Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. Том 3

 Во–вторых, заняло меня еще одно собственное дельце. Пропадал у меня уже несколько лет один из тушинских моих мужиков. Будучи плотником и ходивши для сей работы по сторонам, полюбилось ему в дальних степях, на Битюке, место, и он у нас пропал. Но в начале сего месяца случайным образом узнал я, где он находится. И как надобно было посылать туда человека для отыскивания и поймания его (мой же поверенный находился в отлучке), то принужден я был нанять в поверенные (однако из богородицких купцов) Силичева, человека умного, знающего приказные дела и проворного, и отправить его туды для отыскивания оного, который и спроворил сим делом так, что хоть и не скоро, но кончилось оно с удовольствием для меня. Человек сей был отыскан, схвачен, но как ему оттуда домой возвращаться не хотелось, то тамошние упросили меня, чтоб я им его продал, на что я и согласился и получил за него изрядную сумму денег.

 Третье число сего месяца достопамятно было тем, что в оное вздумал и затеял я сделать для новокупленных своих часов ту прекрасную и расписными стеклами убранную часохранительницу, которая в руинах своих существует у нас еще и поныне, и что в самой тот же день взял я к себе одного из детей моих подкомандующих, умненького мальчика для обучения его рисованию, и чрез самое то подал бедняку сему случай произойтить после в люди. Звали его Григорьем, а но прозвищу Щедиловым. И как он был очень понятен, то и успел он в рисованьи, а особливо по стеклу, так много, что сделался наконец совершенным в сем искусстве мастером, и мог делать такие штучки, которые стояли поднесенными быть самой императрице.

 Вскоре за сим перепуганы мы были опять пожаром, случившимся от двора моего в самой близости. Был он хотя ничего незначущий и сгорел только овин у соседа моего, по близостию своею настращал нас, а особливо меньшую дочь мою, Ольгу, чрезвычайно, которая бедняжка, видя всеобщие суеты, от страха не знала, куда спрятаться. Достопамятно, что пожар сей был как бы предварительный многим другим и несравненно важнейшим, бывшим в течение сего года, который, по сему отношению и для всего государства нашего, особливого замечания достоин.

 Не успели мы от сего страха оправиться, как удивлен я был одним полученным от князя ордером, которым уведомляем я был, что в команду нашу принят, под званием помощника мне, тот самой Полунин, глухой, который угощал у себя, как прежде было упоминаемо, князя, заезжавшего к нему в деревню. Меня сие смутило было сперва очень, и я не знал, что бы сие значило, и признаться, что иметь дело с таким хитрецом, льстецом, наушником и негодным человеком, не весьма мне было приятно; но как после я узнал, что сие сделано было князем для одной только проформы и для облагодетельствования его чрез доставление ему не слишком большого, определенного ему жалованья, то скоро и успокоился опять духом.

 Вскоре за сим заезжал опять ко мне и у меня ужинал г. Муромцев, бывший у вас губернатором, но в сие время вышедший уже в отставку и ехавший в свое Баловнево — жить на свободе и заниматься своими затеями. Мне очень было жаль сего моего знакомца, ибо определенный на место его г. Заборовский был мне совсем уже незнакомым человеком.

 Между сими происшествиями прошел нечувствительно и весь наш великий пост, в которой все праздные часы, остающиеся от дел, употреблял я на сочинение материала для своего журнала, и как писать и сочинять его было мне тут уже несравненно удобнее, нежели в Москве, то и успел наготовить его вдруг на несколько недель вперед и снабдить ими г. Новикова надолго.

 По наступлении страстной недели, начали мы говеть, ибо в первую неделю нам сего сделать не удалось, и по обыковению в четверг исповедывались и причащались у нового, к нам определенного, протопопа Алексея, прославившегося у нас своею взрачностию и церемониалами в церковной службе до которых он был охотник и умел производить это дело.