Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. Том 3

 Между тем озабочивались мы очень о своем сыне, или паче [о] продолжении его учения иностранным языкам, ибо узнали, что, во время отсутствия нашего и пребывания в Москве, с пансионом нашим произошла великая перемена; что учитель наш, г. Дюблюе, взветрив (sic) и дав переманить себя какому–то князю Волконскому в дом, пансион свой сдал другому, старику–французу, по прозвищу, де–Бриди, и что сей жил уже на его месте; но ученики от сего множайшие были отцами поразобраны. Неприятна была нам такая перемена, и более потому, что новый учитель был гораздо уже неспособнее прежнего, да и учить мог одному только французскому языку. Совсем тем, как пособить было нечем, то принуждены мы были Павла своего отдать, для продолжения наук его, к сему учителю, а чего не мог сей, то старался уже заменить я сам, преподавая сыну своему и товарищу его, г. Сезеневу, все, что мне из наук было известно, и, по счастию, оба они ничего чрез перемену сию не потеряли.

 Не успели мы сего дела кончить, как и начали уже съезжаться со всех сторон охотники нанимать у нас землю. И как было сие еще в первый раз, и дело еще необыкновенное, то имел я по сему случаю множество хлопот и сует. Собралось к назначенному дню народа превеликое множество, и не только простого, но и самых дворян несколько десятков, знакомых мне и незнакомых. Все увивались вокруг меня и всякий старался, нельзя ли как нанять подешевле. Но я предпринял наблюдать при сей торговле наисовершеннейшее беспристрастие и никому ни перед кем не давать ни малейшего преимущества. И какой это был затор [за торг?] и сколько шума и крика!

 Торговлю сию производили мы во дворце и назначили к тому для дворян гостиную комнату, а для прочего народа зал. А стол и аукциониста с его молотком поставили в самых дверях, соединяющих обе сии комнаты, дабы тем и другим все было видно и слышно. И сколько ж было тут шума, сколько крика и друг у друга переторжки. Каждый надрывался и старался всячески получить себе землю и многие вылезали, так сказать, из кожи, возвышая час от часу цены. Почему и не удивительно, что вместо прежней полтины за десятину, возвысилась цена за десятину рублей до двух и более, смотря по тому, много ли или мало на какое звено было охотников, и что я при одной сей первой переторжке увеличил уже доход двумя тысячами с половиною рублей и прямо тем доказал свое беспристрастие.

 Как торговля сия продолжалась у нас дня три сряду, то имел я случай познакомиться тут со многими из окрестных дворян, которых не преминул я приглашать всякий день к себе и угощал их по своей возможности. Знакомые же все и жили у меня во все сие время, и мне достался–таки изрядный толчок по сему случаю.

 Едва только я сие бремя свалил с плеч долой, как взвалилось на меня другое, несравненно еще тягчайшее, скучнейшее и досаднейшее. Начались у нас опять дрязги, и даже самые приказные, ссоры по откупным делам и винной продаже с преждеупоминаемым поверенным г. Игнатьева, Деревенским, по случаю бездельнических его ко всему привязок и делаемых волостным крестьянам крайних обид и притеснений. Я принужден был опять вооружаться против бездельника сего всеми своими знаниями и выдумывать все способы к преоборению его. И не один раз доводим был до величайшей досады. К вящему несчастию гидра сия была такого рода, что не успеешь у ней одну главу отсечь, как выростала, вместо ней, другая или еще больше, и я принужден был не только сей и последующий за сим месяц, но и весь почти сей год терпеть от бездельника сего досады, хлопоты и неудовольствия всякого рода.

 Между тем я в конце еще февраля месяца прислал ко мне г. Новиков еще целую партию своих книг для продажи, а из Петербурга получил я опять от Пастухова уведомление, что он у Малиновского был, письмо мое отдал, и что он очень обрадовался обо мне услышав, что меня все еще по прежнему любит и хотел ко мне писать по почте, — что все и порадовало меня очень.

 Месяц март ознаменовался у нас многими происшествиями, достойными замечания, и наиглавнейше тем, что, по случаю бывшей в течение сего года у нас ревизии, которая до порядку была уже четвертая, принуждены мы были сочинять ревизские сказки и имели по сему отношению хлопот полон рот. Мне надлежало не только пещись о сочинении сказок сих по волостям, мною управляемым, и занимать ими все руки канцелярских моих служителей, но сочинять самому такие же сказки по всем собственным своим деревнишкам, рассеянным всюду и всюду. И отдаленность их и самая отсутственность делали мне в том множество хлопот и затруднений.