Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. Том 3

 Услышавши сие, многие из наших начинали тревожиться и опасаться, чтобы при таком случае и нам со стороны не досталось. Но как мы были люди посторонние, а притом и самих нас была изрядная кучка и человек около двухсот, то скоро я всех успокоил и уговорил, представляя, что хотя б и драка сделалась, так нам следовало бы не допускать до того.

 Совсем тем остановились мы немного одаль и от межевщика, и от волостных мужиков, и сделав порядочной вагенбург, разбили посреди оного палатку, привезенную с собой, и множество расклали огней, чем всему нашему табору придали такой величественной вид, что все приезжавшие после стан наш почитали межевщиковым.

 Расположившись сим образом, согласились мы иттить к межевщику. Мы застали его уже раздевавшегося и хотевшегося ложиться спать. Итак, поговорив немного, раскланялись мы с ним и оставили его с покоем.

 Межевщик показался мне изрядным и таким старичком, каким мне его описывали уже прежде. Чин имел он капитанский и звали его Иваном Петровичем Петровым. Экипаж его был очень незнатен и состоял в простенькой кибитчонке, да и весь обоз его был слишком не велик и состоял только в нескольких телегах с межевыми столбами.

 Возвратившись, нашли мы уже палатку разбитою и стол на земле, покрытой и установленной множеством кушаньев. Всякой тащил, что с собою привез и становил на стол или паче на распростертую по земле скатерть. Итак, хотя была тогда пятница, и день постный, но наставили рыбы и всего прочего такое множество, что и есть было некому, хотя нас была и изрядная компания.

 После ужина напомнили мы свою военную службу и, приравнивая ее к тогдашним обстоятельствам, сделали кругом огонька кружок, как прежде сего на войнах бывало и делывали, и начали разговаривать и разоврались так хорошо, что истинно часа два проговорили и прохохотали и никому сон и на ум не шел. Наконед разошлись мы по своим экипажам, а иные в палатку, спать. И сия была первая ночь, которую проводили мы в поле.

 Проснувшись поутру очень рано и подосадуя, что позабыли все взять с собою прибор с чаем, оделись мы и пошли все к господину землемеру. Он окружен уже был множеством народа и рассматривал крепости рассказовских и спасских мужиков. Мы вмешались тотчас в разговор, и я скоро мог приметить, что межевщик был человек очень мякенькой и что слишком уже явно держал сторону Пашкова. Но как не до меня было дело, то ничего еще не говорил. После чего повел его поверенной господина Пашкова на начинной пункт и самое то место, где разграничивались владения рассказовских с спасскими.

 Как крестьяне обеих казенных сих волостей были люди межеванья никогда еще в глаза не видавшие и притом все ничего незнающие, то начался с самого начала превеликой уже вздор. Они начали спорить, но без толку и без порядка, и, по обыкновению наших крестьян, с мужицкою своею надменностию, криком, воплем и угрозами.

 Мы все были тогда только зрителями и толпа превеликая народа окружала землемера. Долго сие продолжалось и продлилось бы еще и долее, если б не начал и я мало по малу вмешиваться в разговоры и толковать мужикам дело. Любо было сие межевщику и тем паче, что он и сам не слишком был далек и знающ в своей должности, а не противно также и Рыбину — так назывался поверенной г. Пашкова — ибо сам он не изволил на межу удвинуться, а поручил все дело сему своему служителю, которой был малой хотя не глупой, но не из самых же прытких и бойких. А как и самой межевщиков и подьячий был также не из далеких, то и не трудно было мне не только вкрасться им в кредит, но в один миг почти довести до того, что и межевщик, и Рыбин, и подьячий стали меня уважать и даже слушаться, и я сделался первейшею особою, обратившею внимание всего народа на себя.

 А не успело сего воспоследовать, и всем присутствующим знание мое в межевых делах сделалось видимо, как поверенные обеих оных волостей и привязались уже ко мне и просили, чтоб я их, бедных, не оставил и дал наставление, что им делать.

 Тогда отчасти из сожаления, отчасти с досады на начальников и управителей их, оставивших бедняков сих без всякой защиты и предавших в руки неприятелей, а к тому ж некоторым образом и для собственной своей пользы, вздумал и решился я разрушить те злые ковы, которые на них были кованы.

 Я легко мог видеть, что дело тут пахло плутовством и мошенничеством. Рассказовский управитель вместо того, чтоб быть ему самому на меже, и как заключать было и можно, по согласию с Пашковым, уехал нарочно в сие время куда–то прочь и выбрал к межеванью сему двух совсем незнающих мужиков, и был даже так бессовестен, что и не снабдил их полною и по обыкновенной узаконенной форме написанною доверенностию, а только представил их при сообщении из своей канцелярии и дав им приказы, нимало с здравым рассудком не согласные; знающего же грамотного человека или подьячего ни одного с ним не приставил. Все сие, как думать надобно, на тот конец было сделано, чтоб межевщику можно было их, как не имевших указных доверенностей, сослать с меня, а самому без них отмежевать землю господину Пашкову и утвердить бесспорными столбами.