Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. Том 3

 В рассуждении первого пункта помогло мне то, что нечаянным образом, как я в предследующем письме упоминал, проболтался мне сам Рыбин и сказал такое слово, которого бы мне ни за какие деньги не купить и которым, преподал он мне сам, так сказать, петлю для возложения ее на него. Дело состояло в следующем.

 Как я, обходясь с ним умышленно очень ласково и дружелюбно и принимая вид будто я желаю сам им отмежеваться со всем успехом, спросил его: куда же он, дошед до верховья речки Лесного–Тамбова, поведет далее? то сообразно с своими отказными книгами сказал он, что на вершины или верховье реки Панды. Этого я и ожидал. Но каким поразился я удивлением, когда он вслед за сим примолвил, что она–де очень от того места близка и не более–де версты или двух.

 — «Ба, ба, ба!» воскликнул я сам в себе, сие услышав: — «это что–то особливое и не похожее на дело! Верховья реки Панды мне известны, и они не так близки, как он говорит, а очень далеко и не ближе верст двадцати от того места. Ах, батюшки мои!» — продолжал я сам в себе помышлять: «уж не думает ли он все то ужасное количество земли, которое лежит между верховьями речки Лесного–Тамбова и реки Панды из своего обвода выпустить и верховьями Панды назвать верховья речки Караваенки, которая точно, по словам его, не далее отдалена от того места, как версты на две или на три и лежит прямо против оного? То–то бы право хорошо! уж бы сел я ему тогда на шею и всего бы удобнее мог его спутать и завесть в лабиринт».

 Все сие кинулось мне в ту же минуту в мысли; почему, не сказав ему на то ни слова, замолчал и скоро после того, расставшись с ним, для самого того более и спешил ехать домой, чтоб заготовить заблаговременно на бумаге то, что тогда говорить, если он действительно сделает такую важную и столь для нас полезную ошибку.

 Что касается до второго несравненно важнейшего, смущавшего меня пункта, то недумано–негадано помогло мне много все случившееся при споре с рассказовскими; ибо как все наши поверенные и дворяне увидели мое знание и искусство, то, возымев весьма выгодное обо мне мнение, удостоверились в том, что все, что ни буду я делать, будет основано не на пустяках, а сущем деле. А сие, как из последствия окажется, и помогло мне убедить и уговорить их ко всему, что мне хотелось, и произвесть то, чего никто не мог ожидать и что удивило самого меня до чрезвычайности.

 Вот все, что хотелось мне рассказать предварительно для лучшего вам разумения всего последующего, а теперь возвращусь к порядку моего повествования.

 Возвратившись помянутым образом домой и написав все нужное на случай Рыбиной ошибки, поехал я на другой день, что случилось быть 12 сентября, к г. Сабурову к жене его на имянины. Он был мне чрезвычайно рад, ибо могу сказать, что он меня очень полюбил и обходился со мною как бы с близким своим родственником или лучшим другом. Вскоре после меня приехали к нему и господа Соймоновы с женами, также и господин Дуров с женою.

 Все они были уже моими приятелями, а особливо доволен я был старшим братом господина Соймонова, Юрьем Федоровичем, человеком почтенным и разумным. Он обходился со мною не как полковник, но как низший меня чином, чем заставливал меня еще более себя любить и почитать.

 Сему человеку восхотел я сделать учтивость и показать заготовленной мною спор и требовал об нем его мнения. Он расхвалил его впрах и дивился особливому туру или пути, какой я спору выбрал, признаваясь, что он особого рода и притом не только надежный и бессомненный, но и такой, о котором Пашкову и в мысль не придет, и что я иду против его таким путем, с которого ему сбить меня будет очень трудно.

 После обеда не стал я долго медлить, но, напившись кофея, спешили ехать в лагерь в намерении мимоездом осмотреть все течение речки Караваенки и все впадающие в нее вершины, дабы тем лучше можно было расположить свой спор и отводы.

 Для самого того, приехавши домой, оставил я свою коляску, велел ей ехать за собою, а сам, сев на лошадь верхом, поскакал с одним поверенным к Караваину. Но на ту беду случись подо мною лошаденка ни к чему не годная и как день склонялся к вечеру, то, не доскакав еще до Караваина, поставил ее в пень. Но тут по приказанию моему дожидались уже меня караваинские однодворцы с переменными лошадьми. Я пересел на другую и велел себя вести снизу до самого верховья речки Караваенки и показать мне все ее отвершки и положение их.

 Осмотрев и заметив в мыслях все, что мне было надобно, спешил я добираться до лагеря нашего, куда прискакав, нашел уже я превеликое собрание господ дворян. Все они нас дожидались и у них были разные мнения и толки. Иные надеялись на меня, как на каменную стену, другие сомневались, а поверенной господина Рахманова все нес околесную и по глупости своей помышлял только о драке и, как я после проведал, заготовил уже множество людей и возмутил к тому же и многих однодворцев деревни Караваиной, до которой тогда до первой доходило дело.