Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. Том 3

 Приезд мой оживотворил все общество и прогнал все их недоверки, трусости и сомнительства. По счастию подоспел к нам и г. Сабуров. Сему, более всех прочих усердствующему пользе общей, человеку не взмилились гости и компания: он оставил и жену, и гостей у ней, а сам поспешил вслед за мною, ведая, что присутствие наше очень нужно, ибо мы боялись, чтоб межевщик не дошел уже до приезда нашего до того места, где находился наш лагерь. Однако мы приехали благовременно и межевщик, по полученным известиям, находился от нас еще в нескольких верстах.

 Совсем тем, как мы в том сомневаться уже не могли, что он в последующий день к обеду к тому месту прибудет, где мы расположились станом, как на границах нашего владения, и что мы должны будем иметь с ним первую стычку или словесное сражение; то заблагорассудил я созвать генеральной военной совет и решить наконец все сомнительства, объявив им весь план и порядок моего намерения, о котором я до того времени никому, кроме вернейших особ, не сказывал, из опасения, чтоб бездельниками не перенесены были неприятелю слухи. Адютант ваш долженствовал собрать того момента всех поверенных и самых владельцев в кружок для выслушания моего намерения и приказов. Смешно и приятно было видеть, как я стоял тогда, как главной предводитель, посреди, окруженной человеками двадцатью дворян и превеликим множеством поверенных приказчиков, однодворцев и мужиков. Все хотели охотно слышать о чем говорено будет; все обращали свои взоры на меня и все протягивали уши, чтоб не пропустить ни одного слова. Мы смеялись неоднократно после и сравнивали весь свой поход, которой прозвали мы Рыбинским, с войною Троянскою, а себя с греческими царями, а поверенных с их наперсниками и лучшими — вельможами и воинами.

 Господин Сабуров, представлял тогда особу царя Агамемнона, а я Улисса, а другие других греческих царей, смотря по свойству, качествам, летам и достоинствам, ибо все мы были между собою равные владельцы, во качестве имели не однакие. Были тут люди острые и скоро все понять и разобрать могущие; находились иные, которые были не столь острозрительны и понятливы, а третьи и тех простее. А не было и в таких недостатка, которые простотою своею иногда в досаду, а иногда в смех нас приводили. К сему роду принадлежали несколько человек из стариков.

 Но никто нам так не был смешон, а иногда досаден, как один старый муж, и летами и чином своим всех прочих превосходящий, а поступками всех смехотворней. Был то господин надворной советник Свитин, в рассуждении которого никто не мог надивиться, как он мог, будучи несколько лет воеводою, править целым городом и уездом. Не могу истинно довольно насмеяться, как вспомню его поступки.

 Он был из самых старинных людей, не очень богатый и не тутошний житель, а живущий неподалеку от Пашкова и ему знакомой, туда же для межеванья приехавший, потому что он имел участок в деревне Караваиной. Но характера был столь смешного, что не можно было не надседаться со смеха, слышав его рассуждения.

 По несчастью случись, что он и в самом жительстве своем неведомо сколько раз обижен был г. Пашковым. А как он и тут от него же и, к несчастью, еще первый претерпевать был должен зло, то не было истинно часа, чтоб он его не ругал и не проклинал всеми клятвами, какими только клясть можно, однако так, что сам бы господин Пашков на то не осердился, как бы и в самом деле его в глаза ругал, а он его считал шутиком и играл им, как дурачком. Да и в самом деле нельзя было и сердиться, ибо он был очень смешон, и в один миг у него и дружба с ним, и брань, и лады, и сердце, и гнев, и опять смех. Вот какого разбора человек случился тогда быть в нашем обществе; но было несколько человек и других, которые не многим чем лучше его были. Но мне время возвратиться к своему повествованию.

 Собрав вокруг себя всех в кружок, сделал я всем военачальникам и рядовым наперед изрядное предисловие, чтоб возбудить их тем к единодушной и мужественной против неприятеля обороне, а особливо уговаривал их к тому, чтоб они все на меня положились, поручили б мне все дело, слушались бы моих повелений и бессомненны б были, что я их не обману, а сделаю всему обществу услугу. Предуготовив их сим образом, стал я всем им вслух читать, что я говорить и предпринимать намерен, толкуя им каждое слово и сказывая именно для чего что говорить и делать хочу.

 Все выслушали намерение мое и написанной спор с величайшим вниманием, и по окончании чтения, понимающие начали выхвалять и благодарить меня за мое старание, будучи мною очень довольными. Прочие же также хвалили и благодарили меня, хотя и половины дела не могли понять, а только заключали, что я, по мнению их, хитрое и далеко все их мысли превосходящее дело (?)…