Едва я препроводилъ два дни въ сихъ моихъ занятіяхъ, какъ случилось съ нами нѣчто неожидаемое, подававшее мнѣ поводъ къ чувствительному неудовольствію, а всѣмъ старшимъ моимъ семьянинкамъ къ слезамъ самимъ. Произошло сіе от моего зятика Шишкова. Ему случилось какъ-то при случаѣ угощенія у себя многихъ наѣхавшихъ къ нему гостей и потомъ ѣзды къ Варсобину съ ними на вечеринку, мало-по-малу нахлюстаться до-пьяна, и до такого состоянія, въ какомъ мы его никогда не видывали. Но сіе не составляло бы еще дальнѣйшей важности. Хотя мы и начали страшиться, чтобъ не наслѣдовалъ онъ со-временемъ гнусной привычки отцовской, но смутило насъ болѣе то, что при семъ случаѣ узнали мы, что пьяный онъ ни къ чему не годится и въ состояніи не только бурлить и кутить, но сердиться, злиться и даже до того забываться, чтобъ говорить всякія нелѣпости и даже самыя оскорбительныя грубости. Самая ничего нестоющая бездѣлка довела его въ сей разъ до такихъ глупостей, что мнѣ, неожидавшему того никогда от него, было происшествіе сіе крайне чувствительно, а жена его и ея мать обливались даже слезами, страшась невѣдомо-чего впередъ от его негоднаго нрава. Я сколь ни охотно простилъ его въ семъ проступкѣ, когда на утріе сталъ онъ извиняясь просить меня о томъ, однако, съ сего времени уменьшилъ онъ во мнѣ весьма много то хорошее мнѣніе, какое имѣлъ я до того о его характерѣ.
Но удивительно, что онъ за сіе и какъ бы самою судьбою былъ непосредственно за симъ наказанъ. Такъ случилось, что въ самое же сіе утро, и когда онъ мучился еще от похмѣлья, загорись въ самыхъ тѣхъ комнатахъ, гдѣ онъ во флигелѣ дворцовомъ жилъ, балка от печи и занялся потолокъ! Не можно изобразить, какъ много сія нечаянность не только его, но и всѣхъ насъ перетревожила и перепугала. Мы находились въ самое то время съ нимъ и его гостьми въ церкви у обѣдни, и дома оставались у него только его сестра, случившаяся тогда у него въ гостяхъ. Зять мой не успѣлъ услышать, что начали на колокольнѣ звонить въ набатъ и о сдѣлавшемся во флигелѣ дворца гвалтѣ, какъ, поблѣднѣвъ какъ мертвый, безъ памяти бросился бѣжать туда. Мы всѣ послѣдовали за нимъ, будучи также перетревожены тѣмъ чрезвычайно. Я невѣдомо-какъ страшился, чтобы не загорѣлся и не сгорѣлъ у меня весь огромный ихъ флигель, и чтобъ не подвергся я за то отвѣту, что пустилъ зятя моего въ оный. Прибѣжавши безъ души туда, нашли мы множество сбѣжавшагося народа, изъ котораго иные таскали снѣгъ и воду и старались погасить загорѣвшійся потолокъ, а другіе вытаскивали всѣ мебели и пожитки зятнины изъ его комнатъ. Словомъ, сумятица была чрезвычайная, но, по особливому счастію, не случилось тогда ни малѣйшаго вѣтра, который могъ бы надѣлать великихъ дѣлъ; а съ другой стороны — усмотрѣно было сіе бѣдствіе такъ скоро, что была еще возможность потушить и залить все загорѣвшееся и недопустить огонь до распространенія; почему и отдѣлались мы от сей угрожавшей намъ бѣды однимъ только страхомъ и безпокойствомъ, благодарили невѣдомо-какъ Бога, что кончилось все благополучно.
Непосредственно за симъ и въ самый послѣдній день генваря мѣсяца случилась съ нами другая неожидаемость, но уже не огорчившая, а обрадовавшая насъ. Пришла тщетно наканунѣ того дня ожидаемая почта и привезла ко мнѣ пакетъ изъ Экономическаго Общества и письмо къ намъ от нашихъ родныхъ Травиныхъ, изъ котораго могли мы навѣрное заключать, что они изъ Москвы уже выѣхали и въ тотъ же еще день къ намъ пріѣдутъ; что и воспослѣдовало дѣйствительно. Мы едва только проводили от себя послѣ обѣда пріѣзжавшаго къ намъ и нѣсколько дней у насъ и у зятя моего гостившаго Льва Савича Крюкова съ женою, какъ, глядимъ, ѣдутъ и онѣ всѣ три сестры вмѣстѣ и обрадовали насъ своимъ пріѣздомъ.