Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. Том 4

Въ наступившую за симъ ночь была у насъ преужасная гроза и съ такимъ проливнымъ и дружнымъ дождемъ, что пруды мои от привалившей вдругъ воды подверглись превеликой опасности. Сіе перетревожило меня чрезвычайно, и тѣмъ паче, что вода на большомъ и главномъ нашемъ прудѣ никакъ не умѣщалась въ спускѣ и начала оный портить. Не могу изобразить, сколько сія и бывшая и на другой день большая же туча надѣлала мнѣ хлопотъ, трудовъ, заботъ и безпокойствъ. Я принужденъ былъ посылать въ ближнія деревни—сгонять колико можно болѣе народа, съ подводами и разными вещами, нужными для удержанія воды, и быть дня три безотлучно самъ при нихъ, для указыванія что дѣлать и придумыванія разныхъ средствъ къ удержанію воды и поправленія повреждавшейся плотины. И все сіе стоило мнѣ превеликаго труда, но я радъ былъ, что употреблены были они не всуе, и что мнѣ наконецъ удалось прудъ сей какъ тогда, такъ и на будущее время обезопасить.

Между тѣмъ какъ сіе происходило, пришла наша почта и привезла, мнѣ множество газетъ и получаемыхъ мною русскихъ и нѣмецкихъ журналовъ, также и писемъ. Между сими было одно, коротенькое, и от г. Нартова, съ приложенною къ оному 47 частью «Трудовъ Общества», въ которой напечатано было одно изъ моихъ пересланныхъ къ нимъ сочиненій, а именно: замѣчанія мои о погодахъ. Какъ письмо и самая книга сія не произвели мнѣ никакого дальнаго удовольствія, да и не было въ нихъ ничего достопамятнаго, то и не хочу утруждать васъ чтеніемъ онаго, равно какъ и моего отвѣтнаго, отправленнаго къ г. Нартову чрезъ нѣсколько дней по полученіи онаго и въ которомъ упоминалъ я только о моихъ неудачахъ съ сибирскою гречихою, которая дѣйствительно оказалась къ посѣву въ нашихъ мѣстахъ неспособною и далеко такого уваженія нестоящею, какое они ей придавали.

Непосредственно почти за симъ, именно въ 17 день мая, гуляючи по-утру въ своемъ садочкѣ, восхотѣлось мнѣ опять заняться стихотвореніемъ. Но въ сей разъ заняться не воспѣваніемъ красотъ натуры, а изобразить въ стихахъ утреннія чувствованія свои къ Богу и составить нѣкоторый родъ утренней духовной пѣсни или молитвы, которая сдѣлалась со временемъ тѣмъ достопамятна, что я ее многажды употреблялъ; да и нынѣ, при старости моей, употребляю, между прочими моими молитвами по утрамъ, принося Господу за безвредное провожденіе ночи искреннюю мою благодарность. Она была слѣдующаго содержанія:

Нощь спокойно проводивши,
Утра новаго доживъ,
Первыя душевны чувства
Посвящаю я Тебѣ.

Какъ духовное сіе стихотвореніе располагалъ я такъ, чтобъ оное не только читать, но и пѣть было можно, и болѣе для того, что мнѣ изъ опытности было извѣстно, что пѣніе, а особливо на какой-нибудь пріятный голосъ, возбуждаетъ еще сильнѣе чувствованія душевныя, то замѣчу при семъ, какимъ голосомъ приличнѣе и чувствительнѣе пѣснь сію пѣть можно. Пѣть ее можно хотя на многіе и всѣ тѣ голоса, какими поются пѣсни, сочиненныя по примѣру сей хореическими стихами, но и чувствительнѣйшимъ казался мнѣ и приличнѣйшимъ къ тому всегда голосъ извѣстной пѣсни: «Звукъ унылой фортопіана».

Впрочемъ, достопамятно, что непосредственно за симъ и въ самый еще тотъ же день по-утру получили мы извѣстіе, что намѣстникъ нашъ г. Кречетниковъ былъ въ Польшѣ очень болѣнъ, а къ вечеру привезли достовѣрное извѣстіе о воспослѣдовавшей кончинѣ сего славнаго и знаменитаго вельможи, узнавшаго предъ самою уже смертію, что Императрица въ награду за его заслуги пожаловала его графомъ. Сіе всего менѣе ожидаемое извѣстіе было для всѣхъ насъ поразительно, и мы, любя и почитая его искренно, весьма объ немъ жалѣли. Но никто симъ извѣстіемъ такъ огорченъ ни былъ, какъ князь, нашъ городничій, ибо чрезъ то исчезли какъ дымъ всѣ его надежды на Веницеева, равно какъ и самого сего—относительно до властвованія надъ нашими волостями. У меня же отъ того нѣсколько отлегнуло на сердцѣ, хотя мы и не знали ничего еще о имѣющемъ воспослѣдовать впредь.

Разохотившись сочинять стихи и при гуляніи въ послѣдующій день въ саду и любуясь красотами природы и особливо цвѣтущею тогда во весь развалъ черемухою, восхотѣлось мнѣ испытать, не можно ли что-нибудь сочинить и въ похвалу сему дереву. Я, смотря на нее, началъ тананакать, и вотъ какая пѣсенька въ нѣсколько минутъ нечувствительно соплелась объ оной:

Что за снѣгъ я тамо вижу,
Среди зелени густой,
Снѣгъ, висящій на деревьяхъ
Въ видѣ множества кистей?
Какъ пріятно украшаетъ
Онъ бѣлизною своей
Тамо многія деревья,
Здѣсь кустарникъ и лѣсок .