Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. Том 4

Какъ главная цѣль тогдашняго моего пріѣзда въ Тулу состояла въ томъ, чтобъ послѣднія дѣла рѣшить и кончить съ г. Юницкимъ, о которомъ сказали мнѣ, что онъ совсѣмъ уже отъѣзжаетъ, то поутру на другой день поѣхалъ я къ нему. Но какъ я удивился и воздосадовалъ, когда узналъ, что онъ и не помышлялъ еще къ отъѣзду своему собираться, и что ѣзда моя была въ сей разъ по-пустому. Однако, мы съ нимъ обо многомъ переговорили. Онъ унялъ меня у себя обѣдать, в продолженіе котораго какъ съ нимъ, такъ и обѣдавшимъ у него г. Юшковымъ проговорили мы о Польшѣ и о дѣяніяхъ нашего намѣстника Кречетникова, которому поручено было сіе великое дѣло произвести въ дѣйство, что онъ и произвелъ удачно и за то пожалованъ былъ от императрицы многими польскими деревнями. Послѣ обѣда, будучи совсѣмъ отпущенъ от г. Юницкаго, возвратился я на квартеру, и въ достальное время дня имѣлъ особливое упражненіе. У хозяина моего былъ меньшой сынъ болѣнъ ногою и нужно было полѣчить его машиною. Мнѣ гдѣ-то отыскали они ее, но весьма неисправную, и я принужденъ былъ ее исправлять и кое- какъ лѣчить его сына; а на утріе, искупивъ что было нужно въ городѣ, пустился въ обратный путь, и въ тотъ же еще день успѣлъ возвратиться въ Богородицкъ и застать еще кончик Святой нашей недѣли.

Начало мѣсяца мая, наступившаго у насъ вмѣстѣ съ Ѳоминой недѣлею, ознаменовалось превеликою досадою, бывшею у меня на нашего городничаго, князя Назарова. Онъ, будучи у меня, прямо доказалъ, что онъ наинегоднѣйшій и злѣйшій человѣкъ. Глупость его и злоба и змѣиная зависть даже до того простирались, что онъ въ надеждѣ, что по дружбѣ его съ Веницеевымъ будетъ онъ скоро у насъ властвовать и дѣлать изъ него, что похочетъ,—пріѣхавши сперва одинъ въ нашъ большой садъ, напустился на садовниковъ, для чего они не носятъ къ нему зелени и плодовъ всякихъ и грозился ихъ за то передрать; и симъ не удовольствуясь, пришедъ ко мнѣ на дворъ и увидѣвъ столяра, изволилъ прогнѣваться, для чего столяръ на него не работаетъ, и былъ такъ дерзок, что ударилъ его даже въ рожу. Таковой, ни съ какимъ благоразуміемъ несообразный поступокъ, похожій на самое сумазбродство, крайне меня огорчилъ и раздосадовалъ, и я принужденъ былъ употребить все свое философическое терпѣніе къ удержанію себя от соотвѣтствованія ему такимъ образомъ, какъ глупый его поступокъ заслуживалъ и какъ бы поступилъ съ нимъ за сіе въ иное время, но въ тогдашнее, прямо критическое, долженъ я былъ взять прибѣжище къ благоразумной политикѣ и не только ничѣмъ не раздражилъ, но, не сказавъ ни слова, только глупости его усмѣхнулся. Со всѣмъ тѣмъ, я внутренно тѣмъ очень огорчился, ибо предусматривалъ, что если подлинно воцарится у насъ Веницеевъ и водворится у нихъ съ нимъ пьяное царство, то от обоихъ пить мнѣ горькую чашу. И я хорошо сдѣлалъ, что тогда не погорячился, ибо впослѣдствіи времени глупецъ сей въ такомъ стыдѣ остался, что совѣстно было ему и глаза показать передо мною.

Впрочемъ, во всю первую треть сего мѣсяца не произошло у насъ ничего особливаго. Мы провели оную и такъ и сякъ, разъѣзжая по гостямъ и занимаясь своими дѣлами. Случившаяся въ сіе время холодная и ненастная погода воспрещала намъ имѣть удовольствіе и въ вешнихъ прогулкахъ; но наставшее потомъ дружное тепло и происшедшая оттого во всей натурѣ великая перемѣна—съ лихвою вознаградила намъ сей недостатокъ. Мы начали ежедневно посѣщать свои сады и утѣшаться въ нихъ всѣми вешними прелестями природы. А сіе я подало поводъ къ тому, что во мнѣ вдругъ возродилась, или паче возобновилась превеликая охота къ стихотворству, и что весь сей мѣсяцъ сдѣлался для меня, такъ сказать, поэтическимъ и посему очень достопамятнымъ. Первое мое стихотвореніе въ сей годъ относилось до росы, издавна утѣшавшей меня своими прелестными огнями и было слѣдующаго содержанія:

О! природа! сколь изящно
Украшаешь траву ты,
И въ какомъ ее убранствѣ
Смертнымъ кажешь по утрамъ.

Маленькое сіе стихотвореніе сочинилъ я, гуляя по-утру въ любезномъ своемъ садикѣ, и дѣйствительно, утѣшаясь красотою огней разныхъ на травѣ лужочка, тутъ случившагося. Впрочемъ, сочинялъ я ее на голосъ старинной пѣсни: «Вамъ, прекрасныя долины», которую находилъ я наиудобнѣйшею къ воспѣванію красотъ натуры. Далѣе достопамятно, что въ самый сей день, въ который перебывало у меня множество гостей, получили мы первѣйшее, хотя и недостовѣрное извѣстіе, что новымъ директоромъ экономіи у насъ, слѣдственно и моимъ командиромъ, на мѣсто г. Юницкаго будетъ не Веницеевъ, а нѣкто изъ Петербурга г. Дуровъ, по имени Сергѣй Алексѣевичъ.

Успѣхъ въ предслѣдующемъ сочиненіи стиховъ къ росѣ побудилъ меня въ послѣдующій день къ сочиненію и другихъ въ похвалу соловья, увеселявшаго меня въ саду своимъ пѣніемъ. Для любопытства и означенія тогдашнихъ моихъ чувствованій, помѣщу я и оные здѣсь. Они были слѣдующіе:

Се здѣсь паки воспѣваетъ

Нѣжный гражданинъ лѣсовъ,

Царь пернатыхъ малыхъ тварей,

Утѣшающихъ нашъ духъ.