— Да нет. Вряд ли он станет арестовывать меня у себя дома. Не беспокойся. Надо бы для такого случая надеть визитку, да у меня ее сроду не бывало. Пойду так. Лорд Бартон переживет это, правда?
— Переживет, если ты ему нужен. — Алек услышал, как смеется Айна. — Ну, целую тебя, мой дорогой.
Ровно в шесть часов Алек остановился у калитки уютного особнячка на Милитери-Ки. Его встретил сам судья.
— Рад вас видеть, мистер Лонг. Прошу за мной, — говорил он, провожая Алека в гостиную. — Устраивайтесь поудобнее. Вот в это кресло, пожалуйста. Ром или виски? Тогда кофе и сигару.
Бартон позвонил и распорядился подать кофе впорхнувшей в комнату горничной.
Алек вспоминал, как выглядел судья три года назад. Он мало изменился. То же холеное молодое лицо, усики щеточкой над верхней губой, спокойные серые глаза, стройная спортивная фигура.
— Ну вот, теперь мы можем говорить не торопясь, — сказал Бартон, обворожительно улыбаясь, когда горничная принесла кофе. — Вы, наверное, удивлены моему приглашению?
— Признаться, да. Мы встречались с вами в совершенно другой обстановке, и я не думал, что вам будет приятно…
— Как же, как же, — перебил Алека судья. — Я все помню. Действительно, это была не особенно приятная встреча, но что поделаешь, такова моя служба. Я вынужден принимать меры, когда нарушаются законы. Но, согласитесь со мной, мистер Лонг, приговор был мягким.
— Наверное, вы не могли дать мне больше.
— Напрасно вы так думаете. Преступление можно толковать по-разному.
— Не хотите ли вы сказать, мистер Бартон, что смягчили приговор из личной симпатии ко мне? Все мои товарищи, обвиненные в нарушении циркуляра полиции, получили не больше месяца.
— Только потому, что я совсем не такой жестокий человек, как вам кажется. Забудем о прошлом. Перед нами настоящее, и более серьезное.
— Я внимательно слушаю вас.
— Три дня тому назад вы выступали с речью перед забастовщиками предприятий Австралийской мясной компании, так?
Алек молчал.
— Прекрасная зажигательная речь, мистер Лонг, как мне рассказывали. Вы не уступаете в красноречии своему шефу. Кстати, где сейчас мистер Сергеев? Он совсем исчез с политического горизонта.
— Он в России, мистер Бартон.
— Ах вот как? В России! Это хорошо. — На лице судьи появилась довольная улыбка. — Мне кажется, там он нужнее, чем здесь.
— Я тоже так думаю.
— Ну, хорошо. Я отклоняюсь от основной темы. В тяжелое время мы живем, мистер Лонг. Война нанесла величайший вред нашей экономике. Люди недовольны. Началось брожение у всех рабочих профессий. Даже шахтеры, имеющие сравнительно высокие заработки, бастуют. Да и понятно. Уменьшился экспорт угля, появился бурый уголь-конкурент, разработки ведутся допотопным методом… Впрочем, не буду рассказывать, вы знаете это лучше меня. Революция в России тоже сыграла немаловажную роль в настроении рабочих… — Бартон отхлебнул из чашечки кофе и продолжал: — Ваша деятельность мне хорошо известна, из-за нее промышленники терпят огромные убытки, она приносит вред государству… — Бартон помолчал, как бы раздумывая над чем-то. — А что, если бы ваш талант оратора обратить на его пользу? — сказал он и поднял глаза на Алека. — Вас знают в Квинсленде, прислушиваются к вашим словам и советам, в социалистической партии Австралии вы не последний человек…
— Простите, я не совсем улавливаю смысл сказанного вами.
— По-моему, просто. В это тяжелое для Австралии время вы могли бы своими речами как-то успокоить рабочих, объяснить, направить их по умеренному пути мирного разрешения спорных вопросов. С промышленниками можно договориться. Они тоже люди и готовы сделать многое для улучшения положения рабочих. Не надо только призывать к резким действиям, выставлять требования, которые не могут быть сейчас выполнены. Когда все стабилизируется, наладится, тогда можно говорить о каких-то коренных изменениях в труде и политике.
— Теперь понял. Значит, я должен отказаться от всего, что говорил прежде, и встать на путь соглашательства с промышленниками? Так?
— В принципе так. Отказаться на какое-то время. К чему эти дикие забастовки? Они ничего не дают ни той, ни другой стороне. Кроме того, если вы согласитесь, то будете получать большие деньги. — Бартон недвусмысленно взглянул на потертый костюм Алека.
— Деньги? От кого и за что?
— Мы сделаем вас лидером одного из наших профсоюзов. Вы будете получать хорошее жалованье за правильную линию, которую станете проводить. Мы гарантируем вам поддержку некоторых профсоюзов, несогласных с крайностями. Ваше положение упрочилось бы.
— Не продолжайте, мистер Бартон, — остановил судью Алек. — Не продолжайте. Я никогда не был предателем своего класса и никогда им не буду. А то, что вы мне предлагаете, самое низкое предательство. За деньги сменить веру!
Алек говорил спокойно, учтиво, но внутри его все кипело от возмущения.