Жизнь и приключения Лонг Алека

— Не надо горячиться, мистер Лонг. Ведь на все можно смотреть по-разному. Предательство! Зачем употреблять громкие слова? А если это предательство принесет благо рабочим? Убережет их от многих невзгод, позволит сохранить работу, оставит верный кусок хлеба? А ведь ваша линия, мистер Лонг, приведет только к плохому. Сотни людей будут уволены после стачек, некоторые предприятия закроются совсем, многие рабочие будут арестованы. Или вы предполагаете, что правительство не найдет средств, чтобы бороться с нарушителями закона? С организаторами беспорядков?

— Вот этого я как раз не думаю. Знаю, что будет много невинно осужденных только за то, что они посмели открыто говорить, знаю, что нам придется тяжело, но все равно мы сильнее и добьемся своего. А время сейчас самое подходящее, чтобы требовать.

Улыбка сбежала с лица судьи. Оно сделалось серьезным и надменным.

— Видите ли, мистер Лонг, я не хочу быть предсказателем, но мне кажется, что ваша деятельность скоро закончится совсем. Правительство не допустит подстрекательства.

— Посадите в тюрьму?

— Не знаю. Возможно. У нас уже набралось достаточно фактов. За них вас можно судить…

— Но я живу в свободной Австралии и виновен только в том, что открыто говорю правду. Конституция никому такого не запрещала.

Судья раздраженно махнул рукой:

— Я жалею, что вы не приняли моего предложения. Но еще не поздно. Подумайте, мистер Лонг.

— Мое решение неизменно. Я не предатель, — проговорил Алек, вставая. — Если позволите, я пойду.

Бартон позвонил. Вошла горничная.

— Проводите мистера Лонга, Кэт. Я очень боюсь за вашу судьбу, — сказал Бартон вслед Алеку. — Очень.

Выйдя из дома судьи, Алек взглянул на часы. Было поздно, но ему хотелось побыть одному, подумать обо всем, что говорил Бартон, и он решил идти пешком. Прежде всего, очевидно одно: судья выполнял чье-то поручение. Конечно, инициатива пригласить его, поговорить частным образом исходила от кого-то другого. От кого? Вероятно, от заинтересованных лиц, воротил из мясного треста. Может быть, от самого Юза. Наверное, Алек здорово насолил им своими статьями в газетах, выступлениями, связями со стачечниками. Что же произойдет дальше? Снова закроют под каким-нибудь предлогом газету? Или его посадят в тюрьму? Но это вызовет возмущение общественности. Да и закона такого нет.

Если ему предложили сотрудничество, значит, считают его по-настоящему опасным. Они объявили войну против него персонально и постараются заставить его замолчать. Убьют из-за угла? Нет, на это они не пойдут. Убийство повлечет за собой широкую огласку.

Алек медленно брел по улице, и на душе у него было тревожно. Он прекрасно понимал, что угроза Бартона не напрасна. Противник силен, коварен, имеет в своих руках все, чтобы раздавить его. Но отступать нельзя. Не зря Артем оставил его здесь. Он должен продолжать начатое дело.

Встревоженная долгим отсутствием, Айна ждала его.

— Слава богу, вернулся! — облегченно вздохнула она. — Я так волновалась! Ну что?

Алек не стал делиться с женой своими опасениями, но Айна, выслушав рассказ, инстинктивно почувствовала опасность.

— Может быть, нам уехать, Алек? Нет, я говорю глупости. Знаю, что ты никуда не поедешь. Ну, не станем предвосхищать события. Возможно, ничего плохого и не случится. Готовиться к худшему и надеяться на лучшее, как говорят наши друзья австралийцы. Сегодня у нас в магазине… О’Кейси принесла смешного щенка. Знаешь, такие квадратные мордочки?.. — Она начала болтать о каких-то пустяках, чтобы немного развеселить мужа.

Алек благодарно улыбнулся.

18

В роскошном доме Английского клуба на маленькой тихой Брук-стрит в гостиной у потухшего камина сидели трое. Королевский судья Бартон, вице-президент Австралийской мясной компании Крэг и толстый краснолицый человек с седыми кустиками волос на голове, которого коротко называли Пат. По тому, как почтительно обращались к нему, было очевидно, что Пат — лицо важное. Все трое пили виски, разбавленное содовой водой, и курили сигары. Голубоватый дымок причудливыми струйками вился над столом.

— …Итак, вы говорите, что он отказался от наших предложений? — спросил Бартона Крэг, продолжая начатый разговор. — Вы сказали ему, что поддержка профсоюзов будет обеспечена?

— Конечно. Я сказал все, что следовало сказать. Он непреклонен.

— Неужели его не интересуют деньги? Мне казалось, что Лонг беден.

— Так оно и есть. Но беда в том, что он идейный человек.

Пат, до сих пор не принимавший участия в разговоре, задумчиво глядевший на потухшие угли в камине, вдруг заговорил:

— Идейный! Не смешите меня. Сколько мы знали идейных людей, забывших про идеи, когда в воздухе запахло хорошими деньгами? Не надо далеко ходить. Что стало со стариком Фишером? Вы помните, каким он был ярым лейбористом, вожаком рабочих? А чем кончил? Милитарист, сподвижник Китченера. Военные поставки, вооружение и… золото. Вот вам идеи!

— Очевидно, есть исключения, Пат. Мы встретили такое исключение. Если говорить безотносительно, мне даже понравилась его непримиримость. Хорошо, если бы наши единомышленники имели такую убежденность.