Жизнь и приключения Лонг Алека

— Чамлы!

К нему подбежал молодой парень с лицом, похожим на крысиную мордочку, понимающе кивнул головой.

— Слушай, я буду твоим переводчиком. Я знаю английский. Кто ты такой, спрашивает Куру Али.

— Русский.

Чамлы перевел. Арестанты зашумели. Из задних рядов к ним безуспешно пробивался оттертый заключенными надзиратель.

«Ну и ну!» — подумал Алек.

К нему тянулись десятки рук с кисетами. Все предлагали свой табак.

— За что тебя взяли? Уголовник?

— Политический. Арестовали англичане.

Раздался возмущенный гул голосов. Кто-то закричал:

— Всюду неверные!

Неожиданно толпа расступилась. Появился старший надзиратель. Он закричал, потрясая кулаками. Люди стали неохотно расходиться.

— Вечером поговорим, — шепнул Алеку Чамлы. — Я приду к тебе.

Надзиратель Пич Нури, воспользовавшись относительной тишиной, потащил Алека на второй этаж, толкнул в общую камеру. Из-за окошка, забранного решеткой, можно было видеть только безбрежное море. От него арестантов отделяла высокая стена, опоясанная колючей проволокой. Между стеной и зданием — мощеное пространство, тюремный двор. Здесь гуляли заключенные.

Большинство турецких тюрем было построено еще в средние века, поэтому камера, в которую попал Алек, представляла собой зловонный, зараженный паразитами склеп. Как только Пич Нури ввел его туда, Алек почувствовал тошнотворный запах раздавленных клопов. Несколько арестантов сидели на нарах, давили насекомых.

Надзиратель снял с него наручники и замкнул решетчатую дверь. Алек огляделся. В камере стоял сколоченный из досок стол, нары, несколько грязных табуреток, в углу — вонючая параша. Заключенные обступили Алека. Их было человек десять — двенадцать. Все наперебой говорили, показывали его место на нарах, предлагали закурить.

Он устроился на голых нарах, свернул пиджак, положил его под голову и лег. Надо было собраться с мыслями. Времени для размышлений оставалось не так уж много.

После ужина, состоявшего из жидкого кукурузного супа и куска отвратительного, похожего на глину хлеба, прибежал Чамлы.

— Как тебе удается так свободно передвигаться по тюрьме? — спросил удивленный Алек.

— Тут это не так сложно. К тому же я разносчик баланды. Доверенное лицо, так сказать.

Чамлы протянул Алеку немного табака и огрызок белого чурека:

— Бери. Прислал Куру Али.

— А кто он, Куру Али?

— Ты же видел. Такой большой, со шрамом. Сильный человек. Его даже тюремное начальство боится. Месяц назад он так засветил надзирателю, что тот долго с «фонарем» ходил. За это Куру Али в карцере неделю гноили.

— А за что он сидит?

— За убийство. Кокнул американского матроса. Куру тогда грузчиком в порту работал и повздорил с американцем из-за девчонки. Дал ему в лоб, а у того и дух вон.

— Скажи, свидания вам дают?

— Раз в неделю. А у кого есть деньги, то и чаще. Дашь Хасану-эффенди парочку долларов, вот тебе и свидание вне очереди.

Чамлы ушел. Начали затихать арестанты в камерах, улеглись на нары. Лег и Алек. Ночь прошла «спокойно», если не принимать во внимание свирепых, каких-то особенно больших, продолговатых клопов, напавших на Алека сразу, как только в камере погасили лампу и оставили один тусклый светильник. Алек не смог заснуть, пришлось вести непрерывную борьбу с насекомыми.

Утром Алек поднялся с надеждой увидеться с Айной. Она должна прийти. Но подошло время обеда, а его никто не вызывал. Алек забеспокоился. Уж не случилось ли с ней чего-нибудь? Может быть, подвели моряки с «Энвер Паши»? Не удалось получить свидания? Впрочем, он, кажется, слишком нетерпелив. Ведь сегодня только первые сутки его пребывания в Турции. Отогнав от себя мысли об Айне, он принялся изучать тюремную жизнь.

Да, здесь, в стамбульской тюрьме, она совсем не походила на то, с чем он встречался раньше. Заключенные могли ходить из камеры в камеру, разговаривать между собой, заниматься обменом вещей и продуктов.

В тюрьме было пять больших камер, несколько изоляторов, несколько совсем маленьких клетушек. В первом этаже сидели самые бедные, во втором — те, кто побогаче, у кого имелась влиятельная родня на воле. Обитатели первого этажа в большинстве состояли в услужении у этой тюремной «аристократии». Места в камерах тоже распределялись в зависимости от состояния заключенного: победнее — у дверей, около параши, побогаче — у окон, ближе к свету и чистому воздуху. В отдельных маленьких камерах сидели «беи». Обо всем этом Алеку рассказал Чамлы, не отходивший от него ни на минуту. Он с энтузиазмом выполнял обязанности гида и, видно, очень гордился тем, что знает английский. Он же сказал Алеку, что в тюрьме сидит около двухсот человек. В основном это крестьяне и ремесленники.

Как только открылись двери, заключенные высыпали на дворик. Лучи солнца уже нагрели его правый угол. Ссорясь, толкаясь, выкрикивая проклятия, арестанты занимали места на теплых камнях. Они снимали свои рубашки и расправлялись со вшами. Остальные гуляли парами или по трое. Голоса заключенных заглушал непрекращающийся звук шаркающих по камням кованых ботинок. Кляк-кляк-кляк!