Жизнь и приключения Лонг Алека

Старик Казрагс понимающе кивнул. Он много прожил и научился не задавать лишних вопросов. Капитан вынул из кармана потертый бумажник и протянул Кирзнеру красную купюру — десять рублей.

— Это то, что он заработал. Больше я не могу дать.

— Я знаю, Альфред. Спасибо за все.

Спустя два часа Алексей и Кирзнер стояли на Ратушной площади.

— Встретимся на вокзале в восемь вечера у кассы. Я принесу тебе письмо и деньги. Попрощайся с Иваном Никандровичем. Успокой его как сможешь. Можете не увидеться долго. Лучше не говори, куда едешь. Так будет спокойнее. Ну, до вечера.

Прощание с отцом было тяжелым. Для Ивана Никандровича отъезд сына был неожиданным и необъяснимым. Он никак не мог понять, что же опять стряслось с Алексеем, почему ему так срочно нужно бросать Ригу, учение, дом.

— Зачем? Куда ты едешь?

— Так надо, папа. Поверь мне. Надо. Я тебе правду говорю.

— Я остаюсь совсем один, Алеша. Ты знаешь, как мне будет тоскливо и плохо без тебя. Ведь ты единственный, кто остался у меня в жизни.

Алексею было очень горько, так хотелось, как когда-то в детстве, припасть головой к отцовской груди и заплакать. От этого всегда становилось легче. Но он сдержался. Отец расстроится еще больше.

— Ты для меня тоже дороже всех на свете, и где бы я ни был, мысли мои с тобой, — сказал Алексей. — Буду писать, если позволит обстановка. Прошу тебя, не беспокойся и не мучай себя напрасными тревогами. До свидания, дорогой мой.

Они обнялись и долго стояли так, не проронив ни слова. Наконец Иван Никандрович отпустил сына и, что-то шепча одними губами, начал мелко крестить его. Потом, чтобы путь был счастливым, по старому русскому обычаю, они присели на минуту. Поднялись, взглянули друг на друга, Алексей взял свой чемодан, сделал шаг, оглянулся на поникшего отца, попытался улыбнуться, но улыбка не получилась, защемило сердце. Он вышел из квартиры. Хлопнула дверь. Алексей медленно спустился по лестнице. Разве знал он тогда, что только через восемнадцать лет увидит Ригу, пройдет мимо этого дома на Марининской?..

На вокзале его уже ждал Кирзнер. Он передал Алексею деньги и обещанное письмо. Лицо его было сурово, но глаза смотрели ласково и грустно. Он понимал, как тяжело Алексею покидать родной город.

— Ладно, Алеша. Долгие проводы — лишние слезы. Прощай, дорогой друг. Хороший ты парень, верный. Увидимся ли? Кто знает. Я надеюсь, что да. Помни, что ты большевик, Алеша. Куда бы ни забросила тебя судьба, оставайся им. Прощай. Не опоздай, садись.

Они обнялись, расцеловались трижды. Кирзнер не оглядываясь пошел к выходу. Алексей поднялся в тамбур. На душе у него было тяжело. Что ждет его впереди? На перроне раздался третий удар в колокол, засвистел паровоз, вагоны дернулись, дрогнули и, громыхая, покатились по рельсам.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Скитания

1

Датский пароход «Анни Мёрск», переваливаясь с борта на борт, шел в Средиземном море. Туман рассеивался. В тусклых лучах топовых огней было видно, как от молочно-белой стены отрывались клочья и исчезали за кормой судна. Над головой открывались просветы звездного неба. С каждой минутой они увеличивались. Туман таял, отодвигался от парохода, уходил к горизонту. Снова вокруг судна плескалось черное, неприветливое ночное море.

— Эй, Алек! Можно уйти с бака! — крикнули по-английски с мостика. — Иди погрейся!

Алексей поежился, стряхнул капли с дождевика и спустился в кубрик. Проклятый туман! Больше двух часов простоял он впередсмотрящим на баке, здорово перемерз. Выпить бы сейчас чего-нибудь горячего. Он дотронулся до большого медного чайника, стоящего на столе. Совсем холодный! Сходить, что ли, на камбуз? Может быть, там есть кипяток? Но вылезать на холодную палубу не хотелось. Только бы не двигаться и согреться.

Алексей привалился к все еще горячему камельку. Приятное тепло разливалось по телу. Ничего, он просидит так, пока совсем не согреется. Если свистнут с мостика, он услышит. На вахте хороший парень, третий штурман Даниельсен. Опасаться нечего. На койках похрапывали свободные от вахты матросы. Алексей закрыл глаза. Мысли возвращались к недавнему прошлому…

…Он благополучно добрался до Херсона. Сразу же отнес письмо Кирзнера преподавателю херсонского мореходного училища Роману Исидоровичу Глущенко. Тот удивленно вскинул глаза на Алексея, а когда увидел подпись, улыбнулся и сказал с мягким украинским акцентом:

— Старый друг Бруно объявился. Пишет только, когда ему что-нибудь нужно. Ну что ж. Я думаю, все устроится. Придется, правда, держать экзамены. Готовы? Жить где собираетесь? Дам вам адресок на Забалку. Далековато, зато дешево. И хозяйка там добрая жинка. Занятия в училище начинаются осенью, в сентябре.

От Глущенко Алексей поехал на Забалку, в белую мазанку тетки Гарпины, как все называли хозяйку. Когда она узнала, что жильца рекомендовал Роман Исидорович Глущенко, то очень обрадовалась. Она не знала, куда посадить Алексея, чем угостить. Сдала ему маленькую чистую комнату и настояла на том, чтобы столовался он тоже у нее. Пансион и жилье стоили так дешево, что Алексей почувствовал себя миллионером.