— Пошел в ад, кретин. Не хватало спросить у тебя, что мне делать, — проворчал Тони, видя, что на команду рассчитывать не приходится и никто ему не поможет. — Я подам на тебя в суд, боцман. Все видели, что ты украл мои деньги. Ты еще насидишься в тюрьме, свинячий сын!
Все это Макфейл говорил, злобно кривя губы, понимая, что Алек так унизил его в глазах команды и островитян, что необходимо сейчас же что-то предпринять для восстановления своего престижа. Но драться он больше не хотел. Теперь он знал, на чьей стороне перевес. Но как вернуть деньги? Так хорошо все началось. Он здорово проучил этого верзилу, оставив его на Рароиа. Вернул сполна все, что заплатил по милости Алека команде в Папеэте. Надеялся, что больше никогда не встретит этого проклятого трезвенника и слюнтяя. Не надо было посылать ему документов. Во всем виноват он сам, Тони. Совершена целая серия ошибок, в которых некого винить, кроме себя. Чем околдовал его этот длинный в Сан-Франциско? Ведь уж тогда у Тони возникло интуитивное чувство недоверия к нему. И все-таки он его взял. Послал документы! Для чего? Законченный дурак! Кажется, он никогда не оказывался в таком глупом положении.
Пока Тони корил себя за ошибки, Алек считал деньги.
— Здесь не хватает двадцати бумажек, Тони. Сто шестьдесят долларов. Я могу получить остаток?
— Получишь у господа бога, жадная свинья!
— Жадный ты, Макфейл. Ведь это не твои, а мои деньги. Я работал у тебя за них.
— Я тебе все заплатил.
Алек улыбнулся:
— Ладно, Тони, считай, что я дал тебе двадцатку как компенсацию за поврежденную скулу. Сильно болит?
Макфейл ничего не ответил. Его переполняла бессильная ненависть к этому чужаку, русскому. Лезут изо всех щелей в его Америку. Правильная теория — «Америка для американцев». Сказал же какой-то умный человек. И нечего их пускать.
Из-за пальмы вперед выступил Кларк:
— Я вижу, вы освободились, шкипер? Давайте познакомимся.
— Уматывай туда, откуда пришел, болван, — заревел шкипер. — Я не желаю иметь таких знакомых, как ты. Чистоплюи, яхтсмены. Тебе, старик, нужно думать о боге, а не таскаться по океанам. Убирайся!
Старик! Если бы Тони только знал, какое несмываемое оскорбление нанес он профессору, то, наверное, проглотил бы язык. Но Кларк сдержался и язвительно сказал:
— Вы невежливы, молодой человек. Но все же вам придется со мною познакомиться. Вот мои документы. — И он вытащил из кармана удостоверение, отпечатанное на плотной бумаге.
— Что ты тычешь мне свои бумажки, старый осел? Мне… — И тут Макфейл заметил французские государственные печати. Он принялся читать. По мере того как до него доходил смысл, кем является Кларк, лицо у него менялось, становясь из разъяренного льстивым. Он протянул бумагу профессору и испуганно проговорил, стаскивая с головы фуражку:
— Ради бога, извините меня, сэр. Никак не думал, что передо мной инспектор. Простите меня еще раз. Ведь вы одеты так же, как все, и я мог вас не узнать. Верно, сэр?
— За вашу грубость я не сержусь, шкипер. Давайте перейдем к делу.
— К делу? К какому делу? — Тони сделал удивленное лицо.
— На какой товар вы меняли копру и перламутровые раковины и что у вас в банках, которые вы так старательно пытаетесь заслонить спиной?
— Все по закону, сэр. Консервы, материи, украшения… А в банках керосин. Вот, извольте…
Макфейл схватил ближайшую к нему банку, быстро отвернул пробку, протянул профессору.
— Ты не то даешь инспектору, Тони, — вмешался Алек. — Дай одну из тех, что имеют красное пятно на донышке. Ну, не стесняйся, прошу тебя. Профессор Кларк — большой знаток рома и сумеет оценить его по достоинству. Ну?
Макфейл не двигался с места. Алек взял две банки и передал их профессору. В них был ром.
— Все ясно, шкипер. Джек, — обратился Кларк к одному из матросов «Чамрока», с интересом наблюдавших за происходящей сценой, — Джек, отверни пробки у банок и вылей содержимое на землю. Все свидетели, что я проделал со злостной контрабандой? А вам, шкипер, придется заплатить большой штраф, когда вернетесь в Папеэте. Я пошлю губернатору отчет с первой же оказией. Вам никогда больше не выдадут разрешения на торговлю во французских водах.
Тони молчал. Он был опытным человеком, долго плавал в Южных морях и прекрасно понимал, что возражать инспектору или спорить с ним бесполезно. Он попался, как нашкодивший — мальчишка. Если бы не вмешательство проклятого Лонг Алека, возможно, ему и удалось бы обмануть этого интеллигента. Наверное, удалось бы. Теперь все потеряно.
— Я виноват, инспектор. Очень виноват. Понимаю, что нарушил закон. Но войдите в мое положение. Торговля идет плохо. Я с трудом выручил деньги за товар, чтобы заплатить команде. Что мне оставалось делать? Может быть, вы все же пожалеете меня? Вы меня наказали, вылили ром. Он стоит несколько сот франков. Не пишите губернатору. Будем считать инцидент исчерпанным. Очень прошу вас.
Шкипер говорил почтительно-просительным тоном. Его согбенная фигура, склоненная голова показывали, что он раскаивается, ему стыдно за совершенное, он понял свою вину и никогда больше не повторит ничего подобного.