В результате добираться до Кутузова флигель-адъютанту пришлось окружными путями через Дмитров, Троицу, Покров, Коломну, Каширу и Серпухов.
В Серпухове Чернышев узнал, что армия стоит на старой Калужской дороге, у Красной Пахры, куда он и прибыл 8 сентября — «с великим трудом, не находя нигде почтовых лошадей, с опасностями от шатавшихся повсюду шаек французских мародеров».
Найдя М.И. Кутузова, согласно повелению императора Александра, Чернышев прочитал ему привезенные им из Санкт-Петербурга бумаги. Выслушав его, фельдмаршал сказал, что совершенно разделяет мнение Его Величества, сознается в пользе и выгодах, «могущих воспоследовать от операционного плана», но что, к сожалению, за два дня перед тем, то есть 6-го числа, им было послано адмиралу П.В. Чичагову повеление, не во всем сходное с предполагаемыми в плане действиями.
В повелении этом М.И. Кутузов приказывал Чичагову, оставя генерала Тормасова с армией для прикрытия Волыни, следовать с Дунайской армией через Мозырь и Рогачев на Могилев — для сближения с главными силами и «угрожения неприятелю в тыл».
Чернышев ответил князю М.И. Кутузову, что так не получится отрезать корпуса князя Шварценберга и генерала Ренье от главной армии Наполеона и Минской губернии, нельзя предупредить их в занятии важных пунктов (Минска, Несвижа и Борисова) и вообще большой Смоленской дороги — практически единственной линии сообщений противника.
— Армия Тормасова, — добавил Чернышев, — оставаясь совершенно отдельной, не только не может нанести решительного удара князю Шварценбергу и Ренье и принудить их к бездействию, но даже по нынешнему ее расположению не будет в состоянии воспрепятствовать им в движении на Минск и далее, где, соединясь с Макдональдом, Удино и Виктором, они могут сосредоточить значительные силы между Вильно, Минском и Борисовым. И у наших армий уже не будет возможности ни отрезать, ни совершенно лишить главную неприятельскую армию всех ее сообщений и подкреплений. Дунайская армия принесет гораздо больше пользы, если двинется в тыл неприятеля по местам, назначенным государем.
С должным уважением представляя фельдмаршалу свое мнение, Чернышев повторил, что император Александр совершенно оставляет всё «на произвол его».
На это Михаил Илларионович ответил:
— Вижу неоспоримую пользу плана, однако же предварительно надобно мне переговорить с Беннигсеном.
После этого он велел Чернышеву перевести для своего начальника штаба ганноверца Беннигсена (тот писал свои записки и вел переписку на французском языке, а по-русски понимал плохо) привезенные бумаги, что ночью и было исполнено.
На следующее утро фельдмаршал, призвав Л.Л. Беннигсена и П.П. Коновницына, приказал Чернышеву прочитать сделанный им перевод. Беннигсен был совершенно согласен с планом, и Кутузов решил тотчас привести его в исполнение, без малейшей перемены. Он приказал Чернышеву быть готовым ехать к Чичагову и Тормасову, и выразил надежду, что «по важности поручения» Чернышев ускорит езду и доберется до Дунайской армии через три или четыре дня после курьера, отправленного к адмиралу 6-го числа, и что до тех пор, вероятно, Чичагов еще не успеет произвести никакого большого движения, противоречащего новому плану.
Что касается выставления чисел на повелениях, то Кутузов прибавил к каждому из них по пять суток, желая тем заменить время, невольно утраченное Чернышевым дорогой из Санкт-Петербурга до Красной Пахры. При этом фельдмаршал словесно приказал Чернышеву объявить Чичагову «не очень стесняться выставленными числами».
Отправляя Чернышева на Волынь, М.И. Кутузов написал императору Александру:
«Я оставил план сей, объясненный мне подробно Чернышевым, в полной его силе. Сказать должно, что отдаленные диверсии от главного действия войны не могут иметь над нею такого влияния, как ближние; для того, если бы случились препятствия в подробном исполнении плана, данного адмиралу Чичагову, то в таком случае все, однако же, не должен он потерять из вида перейти на неприятельскую операционную линию, или соображаясь с армией графа Витгенштейна, или сколь можно скорее приблизиться к окрестностям Могилева; сим заботливее сделается положение главных неприятельских сил, и тем скорее вынужденным он будет оставить сердце России. Так как Чернышев на пути своем встречал частые остановки и должен был делать большие объезды, то все числа месяца, назначенные в плане для движений и действий войск поставлены пятью днями вперед, о истолковании чего поручил я особенно полковнику Чернышеву».
Как видим, Александр Иванович «исполнил совершенно» возложенные на него императором поручения, и он немедленно отправился к адмиралу П.В. Чичагову — «для сообщения ему тех нужных предписаний, исполнение коих с его стороны наивяще долженствовало способствовать достижению предположенной цели».
Тут необходимо сделать кое-какие пояснения.
Дело в том, что после оставления Наполеоном Москвы М.И. Кутузов с упорством, достойным лучшего применения, придерживал свои основные силы и старался не втягивать их в бой с остатками Великой армии.