Жизнь и реформы

Запомнилась мне и другая встреча с президентом Гавелом. Она состоялась уже в 1992 году летом, когда он приезжал с официальным визитом в Российскую Федерацию. Встретились мы по его предложению в посольстве Чехословакии в неформальной обстановке — с пльзенским «Праздроем» и брамбурачками. Гавел выглядел усталым, чувствовался груз навалившихся на него проблем. В то время, как я знал, он подвергался растущей критике уже не только слева, но больше, пожалуй, справа. Среди экстремистской части его бывших единомышленников и политических союзников раздавались упреки в «измене». Похоже, он был готов к тому, что может вскоре расстаться с президентством. Говорил об этом, в общем-то, спокойно и как бы даже несколько отстраненно. Зато живо интересовался ходом политических баталий в России, хотел знать мое мнение на этот счет. Расстались мы на хорошей ноте человеческого взаимопонимания и доброжелательства.

Дома Гавела ждали новые повороты политических событий и личной судьбы. Чехословацкая федерация распалась вопреки его намерениям, но государственный развод произошел в цивилизованных формах. Опять «бархатный».

Родоначальник «пражской весны»

Не могу поставить точку в этом своем повествовании об отношениях между Москвой и Прагой, не рассказав еще об одной встрече. 21 мая 1990 года в президентский кабинет Кремля, рядом с залом, где прежде заседало всемогущее Политбюро, вошел председатель Федерального собрания Чешской и Словацкой Федеративной Республики (так она тогда называлась) Александр Дубчек. Последний раз он приезжал (вернее — был доставлен) в Москву почти 22 года назад, в августе 1968 года. К тому времени ему исполнилось сорок шесть лет, он был Первым секретарем ЦК КПЧ и, казалось, его карьера кончалась навсегда. Довольно скоро, после непродолжительного пребывания послом в Турции, он был исключен из партии и отправлен в политическое небытие под негласный надзор полиции.

И вот навстречу мне идет Дубчек со своей неизменной, чуть смущенной улыбкой, постаревший, но еще довольно стройный. Идет, слегка раскинув руки для дружеского приветствия. Мы встретились тепло, у Дубчека увлажнились глаза.

Встреча эта была знаменательна во многих отношениях. Прежде всего как свидетельство жизненности идеи гуманистического и демократического обновления общества. Мы говорили о том, что вместе с Советским Союзом, который вынес тяжелые испытания, нелегкий путь прошли и восточноевропейские страны, каждая по-своему. То, что были опрокинуты попытки обновления Чехословакии в 1968 году, обернулось крупным стратегическим просчетом, который негативно сказался и на развитии Советского Союза. Военно-силовое давление в августе 1968 года, по сути дела, похоронило новации и реформы, в том числе и у нас в стране. Все мы потеряли много времени. Но без тех попыток, которые были предприняты раньше, может быть, не было бы и сегодняшних перемен.

Я рассказал Дубчеку о своих беседах с Гусаком, о том, как он решил уступить высший пост. Поделился своими соображениями о том, какую роль при этом сыграл Василь Биляк. До меня дошла такая его фраза: «Подождем, в Москве в конце концов сломают голову те, кто увлекается перестройкой, и придут новые люди».

— К сожалению, — сказал Дубчек, — это не только фраза. За ней стояла активная работа, а ждали на самом деле не новых людей, а приверженцев старого.

Он рассказал, что на протяжении ряда лет настойчиво предлагал сделать по крайней мере три шага, которые позволили бы преодолеть кризисное состояние общества. Во-первых, отменить исключение из партии всех тех, кто выразил несогласие с вводом войск в 1968 году; во-вторых, отмежеваться от одобрения ввода войск; в-третьих, признать, что лозунг «социализм с человеческим лицом» не был контрреволюционным. Если бы к этому прислушались, можно было бы снять напряжение в обществе. В конструктивную работу включились бы многие активные и сознательные люди, в том числе ветераны войны, которых больно задела и оскорбила акция 1968 года.

Однако ничего подобного сделано не было. В результате ширились настроения неприятия режима. Против КПЧ выстраивался единый фронт как против чехословацкой Бастилии.

— Благодаря карьеристам, — продолжал Дубчек, — дискредитировано само название «коммунистическая партия». Необходимы полное оздоровление, идейное и организационное размежевание с людьми прошлого. Надо было идти к народу, чтобы он почувствовал поворот, вновь завоевывать доверие людей. Думаю, стоило бы сохранить все ценное из того, что было наработано в 1968 году. Я оказался вне партии, но и сейчас нередко обо мне говорят: «Не верьте ему: он марксист». Как Председатель Федерального Собрания стараюсь занимать широкие гражданские позиции, правда, и о партии не могу совсем забыть. До сих пор тяжело переживаю ситуацию, нередко засыпаю с горькими мыслями: что будет завтра, кто выйдет на политическую арену, кому освободить простор для полезной деятельности?