Жизнь и реформы

Между тем происходила явная эскалация военных действий. Если сначала основной целью были военные объекты, то затем налетам стали подвергаться промышленные предприятия — и не только те, которые работали на армию. Особое значение Соединенные Штаты придавали ударам по ядерным реакторам, химическим предприятиям, центрам, в которых могло разрабатываться биологическое оружие.

На третий день военных действий, 19 января, я принял решение выступить с новой политической инициативой. Было дано указание нашему послу в Багдаде вступить в контакт с Хусейном и передать следующее: если мы в конфиденциальном порядке получим заверения от Ирака о его готовности безусловно и безоговорочно вывести войска из Кувейта, то обратимся к Соединенным Штатам с предложением о прекращении огня.

Кстати сказать, эта моя инициатива была очень недобросовестно интерпретирована некоторыми политиками и органами печати Запада. Не зная истинных обстоятельств или сознательно искажая истину, они заявляли, будто мы действовали за спиной Вашингтона. На самом же деле в телефонном разговоре с Бушем 18 января в 17 часов 15 минут по московскому времени я сообщил о предпринимаемых мною усилиях. И подчеркнул: «Военные действия начались, и сейчас в первую очередь необходимо думать о том, как сократить их, не допустить расползания, а такая тенденция есть». На это Буш ответил: «Меня тоже это очень беспокоит. Думаю, когда Хусейн преднамеренно направил ракеты на Израиль, он стремился именно к разрастанию военных действий».

Я также заявил: «Мы хотим до конца быть с вами в рамках единого подхода в оценке агрессии, общей позиции в отношении действий режима Хусейна. Нет никаких сомнений и колебаний в отношении того, что вина, ответственность за происходящее лежит на нем».

В тот же день у меня был телефонный разговор с Колем, которому я тоже сообщил о нашей инициативе.

Багдад в течение двух дней хранил молчание, а затем нам было заявлено, что предложения подобного рода должны быть адресованы Президенту США.

Но и эта, казалось бы, обескураживающая реакция Хусейна не заставила меня отступиться — слишком велика была ставка. Тем более что в военных действиях стали появляться все более тревожные и тяжелые моменты. Бомбовые удары и ракетные обстрелы все чаще поражали жилые кварталы Багдада и других городов, огромный урон наносился системе жизнеобеспечения страны. Были разрушены все электростанции, перестали работать очистительные сооружения при заборе воды, помпы, применяемые в системе канализации. Возникала реальная опасность массовых эпидемий. Поражались объекты, которые трудно было назвать военными. Возникла перспектива экологических осложнений. Ирак выпустил в воды Персидского залива огромное количество нефти, что создавало страшную угрозу для окружающей среды. Мы к тому же не склонны были игнорировать иракские угрозы применить средства массового поражения — от загнанного в угол диктатора можно было ждать всего. Тем более, повторяю, речь шла о территориях, расположенных неподалеку от Советского Союза.>

Нас насторожили заявления в американской прессе и политических кругах о возможности и целесообразности применения тактического ядерного оружия против иракской армии.

Повторяю, я видел во всем этом подтверждение правильности избранного нами курса, отдающего предпочтение политическим средствам урегулирования кризиса.

29 января Вашингтон посетил наш министр иностранных дел Александр Бессмертных. В принятом советско-американском заявлении подчеркивалось, что прекращение военных действий возможно, «если Ирак даст недвусмысленное обязательство уйти из Кувейта». Министры также полагают, говорилось далее, что такое обязательство должно быть сразу же подкреплено конкретными шагами, ведущими к полному выполнению резолюций Совета Безопасности ООН. Устранение источников конфликтов и нестабильности в регионе невозможно без полнокровного мирного процесса, включающего примирение между Израилем, арабскими государствами и палестинцами. й В Соединенных Штатах две последние части заявления были встречены довольно острой критикой. Между тем я нахожу его очень важным. Во-первых, четко формулируя основную задачу — восстановление суверенитета и независимости Кувейта, заявление в то же время открывало определенное политическое пространство для поиска мирного выхода. В то же время оно вновь как бы подтверждало и очерчивало рамки резолюции Совета Безопасности, сводя недвусмысленно дело к тому, чтобы заставить Ирак безоговорочно уйти из Кувейта, то есть противостояло всякого рода расширительным ее толкованиям.

Нараставшее ожесточение военных действий, сеявших смерть и разрушения фактически на всей территории Ирака, по своему характеру и применяемым методам уже явно выходивших за пределы резолюции СБ, наконец, все более зримая перспектива ввода в действие сухопутных сил побудили меня предпринять еще один шаг. 9 февраля я выступил с новым заявлением и одновременно решил еще раз направить в Багдад своего личного представителя.