Жизнь и реформы

В целом беседа с Чжао Цзыяном на меня произвела большое впечатление. Передо мной сидел человек, обладающий незаурядными интеллектуальными и политическими качествами, способный ставить под сомнение те или другие положения и установки, искать ответы на самые трудные вопросы. Это мои первые впечатления — раньше я о нем знал очень мало.

В тот же вечер Чжао Цзыян пригласил нас на ужин в небольшой, но очень симпатичный китайский ресторан в резиденции «Дяоюйтай». Он назывался, кажется, «Сад общей радости». И еще мне почему-то врезалось в память название одного из многих китайских блюд — «два дракона в ласточкином гнезде».

Ощущение открытости и взаимной симпатии, возникшее на беседе, как бы само собой перенеслось и на вечернюю встречу. Разговор касался событий на Тяньаньмынь и в других университетских центрах. И свелся к тому, что очень важно найти решения на основе разумного компромисса.

Прощаясь с Чжао Цзыяном, я выразил ему признательность за содержательную, откровенную беседу, пригласил посетить Советский Союз. Сказал, что чувствую потребность продолжить наш разговор. Но та встреча с ним оказалась не только первой, но, видимо, и последней. А впрочем — как знать?

Пока я был занят на переговорах, Раиса Максимовна побывала в пекинской библиотеке, в Обществе китайско-советской дружбы, доме-музее всемирно известного китайского живописца и графика Сюй Бэйхуна, в парке Тяньтань, на кооперативной фабрике декоративно-прикладного искусства. Самые сильные впечатления, которыми она поделилась со мной, — это радушие и доброжелательность китайцев, их одобрение быстрых изменений к лучшему в отношениях между нашими странами. В Обществе китайско-советской дружбы не без намека в адрес политиков сказали, что по линии обществ связи восстановлены еще в 1983 году и очень успешно развиваются.

18 мая после церемонии проводов, состоявшейся в правительственной резиденции, мы отправились в аэропорт, откуда наш курс лежал в Шанхай. Ехали мы опять не через центр столицы, но проводить нас вышли десятки, если не сотни тысяч пекинцев. Причем это отнюдь не были какие-то статисты, выведенные, так сказать, в официально организованном порядке.

…В Шанхае в аэропорту нас встречал член Политбюро, первый секретарь горкома КПК Цзян Цзэминь и мэр Чжу Жунцзи. На улицах города, как и в Пекине, в тот день было много горожан: они вышли нам навстречу, кто просто полюбопытствовать, но в массе своей — оказать доброе внимание.

Когда в Москве обсуждались возможные варианты нашего пребывания в Китае, я предпочел помимо Пекина побывать именно в Шанхае, хотя кое-кто не советовал делать это, ссылаясь на то, что в этом густонаселенном городе с довольно узкими улицами невозможно обеспечить необходимую безопасность. Выбирая Шанхай, я руководствовался тем, что это крупнейший после Пекина промышленный и культурный центр, о котором я слышал и читал, наверное, больше, чем о любом другом городе Китая. Не скрою, выбирая Шанхай, я имел в виду еще и возможность познакомиться с Цзян Цзэминем — секретарем Шанхайского городского комитета КПК, о котором в Москву доходила информация как об одном из видных и интересных руководителей «новой волны». Он — выпускник Шанхайского политехнического института, в 50-е годы проходил практику на автомобильном заводе в Москве и с тех пор не забыл русский язык, в чем я убедился, когда беседовал с ним.

Хорошее знание Цзян Цзэминем настроений шанхайцев, а может быть, и его личные качества человека спокойного, уравновешенного, приветливого — таким я его тогда запомнил — сыграли свою полезную роль в том, что массовые студенческие выступления в этом городе обошлись, насколько меня информировали, без трагических инцидентов. Видимо, это в какой-то мере также и заслуга мэра Шанхая Чжу Жунцзи, который произвел на меня хорошее впечатление своей деловитостью, широтой и глубиной суждений об экономике этого огромного города. Знакомство с этими людьми обогатило диапазон моих представлений о современных китайских администраторах, и поэтому для меня не стало неожиданностью сообщение об избрании Цзян Цзэминя в июне 1989 года на пост Генерального секретаря ЦК КПК после отставки Чжао Цзыяна, на которого была возложена ответственность за студенческие выступления и вообще за «поветрие буржуазной либерализации».

Возвышение Цзян Цзэминя не было победой сторонников жесткой линии. Видимо, и на этот раз архитектору китайских реформ Дэн Сяопину удалось найти своего рода политический компромисс и поддержать равновесие в руководстве партии и государства.

Встречи с молодежью