Жизнь и шахматы. Моя автобиография

Так получилось, что школа Ботвинника запомнилась мне больше всего не новыми знаниями, а той дружбой, что зародилась в ее стенах между нами – воспитанниками и, конечно же, шахматами, шахматами с утра до вечера, до одури, до упоения, до изнеможения. Мы играли постоянно, практически круглосуточно, за исключением утренних часов, когда шли занятия. Мне было очень интересно. Впервые я оказался в компании, где практически все опережали меня по уровню, но загадочным образом особое рвение в игре открывалось во мне ближе к ночи, я становился неудержимым в игре, и ничто и никто не могли остановить моих побед.

Обучение у Ботвинника стало тем бесценным опытом, который позволил мне развиваться и двигаться дальше, даже не осознавая тех шахматных уроков, которые я получил. Сложно сказать, что именно сослужило большую службу: общение с мэтром или наши бесконечные блицы с однокашниками. Во всяком случае после сессий в Москве я чувствовал себя на турнирах еще более уверенным, еще более сильным.

В шестьдесят шестом году я выполнил норму мастера спорта и получил возможность зарабатывать шахматами. Жалование, разумеется, было микроскопическим: я получал десять рублей за сеанс. Но никогда не приходило мне в голову играть ради того, чтобы заработать больше, чтобы всегда иметь в кармане свободные деньги. Заработка мне вполне хватало на самое большое после шахмат увлечение – коллекционирование марок, и я довольствовался тем, что перестал атаковать родителей просьбами пополнить собрание очередным шедевром.

Моя финансовая самостоятельность сложилась после нашего переезда в Тулу – решение, которое родители приняли, исходя из интересов детей. Представляю, как нелегко было им решиться на этот шаг. Ведь все корни у обоих веками прорастали в Златоусте, да и друзей на новом месте тоже еще надо было поискать. Когда люди решаются на такое, они выбивают у себя почву из-под ног, а вырастить новые всходы, когда тебе уже за сорок, не так уж легко. Впрочем, родители ехали не в никуда. Отцу, который в шестьдесят третьем году стал главным инженером Южно-Уральского совнархоза, в связи со снятием Хрущева и упразднением подобных организаций предложили на выбор сразу несколько мест. Он мог бы выбрать один из крупнейших заводов страны, но предпочел остановиться на небольшом предприятии в Туле. А все из-за того, что не стал ставить на первый план перспективы своей карьеры. Он рассудил, что детям переезд в Тулу будет удобнее, чем в какое-либо другое место. Моя сестра как раз собиралась поступать в Тульский политехнический институт, а мои турнирные пути с каждым годом все чаще пролегали через Москву, до которой от Тулы совсем недалеко.

Выбор отца сразу себя оправдал. Во-первых, мы наконец узнали, что такое финансовое благополучие. На новом месте отца оценили по заслугам, положив хорошее жалованье. Да и премии за свои многочисленные патенты и изобретения он получал с исправной регулярностью. Для моей сестры Тула стала абсолютно родным городом – Лариса живет там до сих пор. Ну а мне действительно была удобна близость этого оружейного города со столицей, с которой у меня были связаны далекоидущие планы.

Увлечение или судьба?

В шестьдесят восьмом году я, окончив школу с золотой медалью, поступал на механико-математический факультет МГУ. Почему именно туда? Полагаю, что учиться в главном вузе страны – мечта многих и многих. К семнадцати годам мне начали покоряться вершины шахматного мира, и, конечно, очень хотелось взять вершину и в жизни. Здание на Воробьевых горах завораживало величием и статью, казалось чем-то совершенно недоступным и одновременно жутко манящим. Казалось, что в его аудиториях не просто учат, а позволяют постичь какие-то глубокие тайны, подвластные только тем, кто принят в круг студентов МГУ. Конечно, то ощущение, присущее юности и неопытности, было ошибочным. Но все же думаю, что и сейчас абитуриенты, которые нацеливаются на Московский государственный университет и достигают намеченной цели, не могут не повторять волшебную мантру: «Я – студент МГУ. Я – студент МГУ».

Мне до произнесения этих слов сначала не хватило полбалла. Не знаю, что превалировало в моем нежелании сразу поступать по шахматным каналам: то ли природная скромность, то ли, напротив, гордость и амбиции, и потребность доказать всем и себе самому, что я способен взять этот рубеж без всяких льгот. Не увидев своей фамилии в списке поступивших, я тут же забрал документы и уехал в Ленинград, где меня с удовольствием приняли в Ленинградский военно-механический институт. Раньше существовало правило, что абитуриент, не добравший один балл при поступлении в ведущие ВУЗы страны (МГУ, ЛГУ, МФТИ и некоторые другие), имел право на автоматическое зачисление в любой другой выбранный институт.