Жизнь и смерть генерала Корнилова

– Как не стрелок! Глянь, сейчас я его уложу! – говорил Егор, вновь заряжая винтовку.

В момент второго прицеливания послышался голос Аллаха, посланный Им через подошедшего мужика.

– Эй, рябята, что вы тут делаете? Ведь вам же не дозволено убивать его! Смотри, брат Егор, ежели за последствие сможешь ответ держать перед судьей, то убей! – произнес он.

Это был один из членов комитета, находившийся в хате во время моего допроса, который шел тоже в Унечу.

Услышав голос вовремя подошедшего мужика, я невольно вспомнил Ишана, говорившего моему отцу: «Твой сын будет близок к Великому человеку. Жизнь твоего сына будет висеть на волоске, но он останется жив и вернется в Хиву».

– Ах, ты такой-сякой! Иди сюда! Значит, не судьба тебе умереть! – крикнул мне Егор.

Я хотел тронуться с места, но не мог, так как ноги не повиновались мне, и было вообще такое отсутствие сил, что я сразу же упал.

– Стало быть, ранен! – сказали, подойдя ко мне, мужики. Они осмотрели мне грудь, ноги, но я почти не чувствовал прикосновения их рук.

– Ничего не видать. Куды тебя? Ты что, ранен, что ли? – спрашивал меня один из мужиков.

Я жаловался лишь на холод. Меня подняли и повели под руки. Ноги мои скоро отошли, и я пошел дальше сам. В течение всей дороги Егор, идя позади меня, щелкал затвором, и мне казалось, что каждую минуту он может выстрелить.

Мы подошли к тому месту, где три дня тому назад происходил бой. На пути стояли два поезда – с эшелоном красноармейцев и поезд какого-то высокопоставленного комиссара, говорили, что самого главковерха Крыленко. Подойдя ближе, я увидел следующую картину: почти все товарищи были наряжены в папахи и шинели туркмен, с желтыми кантами. На многих красовались ятаганы с серебряными портупеями. Некоторые, сидя у вагона, рубили ими дрова. Текинские седла собранные в одну кучу, лежали горой. Лошади джигитов, без попон, бродили по полю, ища под снегом для себя корм. Я заметил также, что невдалеке от вагонов лежали трупы лошадей и мулов. Как оказалось, их пристрелили потому, что они, как и их хозяева, были азиаты и не «подпущали» товарищей к себе, – лягались и кусались.

– Вы офицер? – спросил меня какой-то тип с офицерской кокардой на фуражке и анненским темляком, получив предварительно записку от Егора.

– Да, я офицер! – ответил я.

– Ведите его в этот вагон! – приказал он, указывая на красный товарный вагон, который стоял в конце поезда.

Двери вагона были открыты настежь с двух сторон. Егор и сапожник удалились. Воспользовавшись, что мы остались вдвоем, я обратился к коменданту.

– Вы офицер?

– Да! – сухо ответил тот.

– Не сможете ли вы мне помочь, как товарищу по оружию, выбраться отсюда?

– Нет, этого я не могу сделать! – резко и сухо произнес комендант и, круто повернувшись, пошел к голове поезда, где в это время происходил митинг.

Я в вагоне остался один. Холодный морозный день. Ветер пронизывал меня насквозь. Особенно холодно было ногам, обмотанным тряпками, которые растрепались и промокли в пути от деревни Рабочево.

Узнав от Егора и сапожника о том, что они привели офицера, красноармейцы бросились к моему вагону, очевидно для расправы со мной. Увидев их приближение и поняв, в чем дело, я, выскочив из вагона и пробежав некоторое расстояние под вагонами, вскочил в один из вагонов комиссарского поезда, стоявшего на запасном пути. Я попал в кухню. Удивленный повар спросил меня, что мне нужно. Нисколько не смущаясь, я ответил, что мне нужно поговорить с товарищем комиссаром.

– Он сейчас занят. На митинге. Придет через полчаса, – ответил повар, переворачивая на сковородке аппетитные котлеты.

Разговаривая с ним, я видел из окна кухни, как красноармейцы с налитыми кровью глазами, с винтовками наперевес, искали тот вагон, куда посадил меня комендант, не предполагая, что я нахожусь в этот момент в поезде самого комиссара. Не найдя меня, они опять бросились к голове поезда. В это время подошел пассажирский поезд, идущий в Клинцы. Я, воспользовавшись этим случаем, вышел из вагона-кухни и прыгнул в него. Не успел я войти в вагон, как услышал сзади голос коменданта:

– Эй, послушайте! Слезайте! Он здесь, товарищи, возьмите его! – сказал он двум подошедшим красноармейцам, приказав им сдать меня коменданту станции Клинцы.

– Наверно, какой-нибудь преступник! – шептались удивленные пассажиры, когда красноармейцы стаскивали меня с площадки вагона.

Конвоиры привели меня в вагон, битком набитый солдатами, бежавшими с фронта. Ни у одного из них не было оружия. Узнав от конвоиров, что я офицер, да еще из отряда Корнилова, они начали надо мной издеваться.

– А, такой-сякой, ты, наверно, кресты хотел заработать у Корнилова! – произнес, подойдя ко мне, один из фронтовиков, глядя в упор.

– Его убить надо, эту сволочь! – крикнул кто-то из глубины вагона.

– Давайте сбросим его к черту! – предложил говоривший со мной, беря меня за плечи.

– Оставьте, товарищи, нам влетит за это! Приказано сдать товарищу комиссару! – сказал один из конвоиров, отталкивая от меня пристававшего зверя.