Жизнь и смерть генерала Корнилова

О смерти генерала Крымова ходили разные слухи. Одни говорили, что он сам застрелился, узнав, что его люди ему изменили, разложенные делегацией от исполнительного комитета, высланной Керенским навстречу двигавшемуся к Петрограду корпусу, с татарином Токумбетовым во главе. Другие утверждали, что якобы Керенский вызвал генерала Крымова к себе – показать телеграмму Ставки о самоубийстве генерала Корнилова и, наконец, другая версия, что якобы Керенский, вызвав генерала Крымова, показал ему фальшивую телеграмму от генерала Корнилова, в которой приказывалось ему немедленно возвратиться в Могилев и что во время разговора адъютант Керенского застрелил генерала Крымова. Вообще же никто не мог разгадать тайну смерти генерала Крымова.

В Могилеве во время выступления Верховного были следующие части: ординарческая сотня, Корниловский ударный полк, Текинский полк, батальон георгиевцев, а несколько позже прибыл первый Сибирский казачий полк. Необходимо заметить, что в Ставке мало верили в поддержку георгиевцев и сибирцев.

31 августа в городе пронесся слух, что едет из Петрограда генерал Алексеев с эшелоном войск для усмирения гененерала Корнилова. Этот слух мне принес из города мой Фока. Я очень удивился, услыхав это, так как в Ставке ничего подобного никто не слышал, но к вечеру этот слух подтвердился, ибо в четыре часа того же дня на площади перед приемной показалась скромная фигура генерала Алексеева в сопровождении какого-то штатского, оказавшегося Вырубовым, приехавшим с генералом Алексеевым.

– Скажите, голубчик, где генерал Корнилов и могу ли его видеть? – спросил меня своим тихим голосом, слегка покашливая, генерал Алексеев.

Верховный, подперев обеими руками голову, полусогнувшись, стоял над картой, когда я, тихо приоткрыв дверь, вошел в кабинет. Увидев меня, он выпрямился и спросил:

– В чем дело, Хан?

Я, взглянув на него, заметил на лице два красных следа от худых его рук. Я доложил о приезде генерала Алексеева.

– Генерал Алексеев один или с кем-нибудь? – спросил он меня.

Получив от меня ответ, Верховный приказал пригласить генерала Алексеева в кабинет. Когда я вышел, генерал Алексеев стоял в приемной и вытирал платком очки, сморщив глаза и держа под мышкой портфель из черной кожи; сбоку – простая шашка с кавказской портупеей.

Не успел я подойти к нему и доложить, как дверь кабинета открылась и на пороге показался Верховный, вышедший встретить старика – начальника штаба Царя.

– Михаил Васильевич, пожалуйте, – обратился Верховный к генералу Алексееву, который, попросив Вырубова обождать его в дежурной комнате, направился к Верховному.

Совещание в кабинете Верховного продолжалось довольно долго. Было около шести часов вечера, когда генерал Алексеев покинул Ставку. В этот день за обедом посторонних никого не было. Были только Таисия Владимировна, дочь, сын Верховного, полковник Голицын, Аладьин, Долинский и я.

Верховный был мрачен и слегка покашливал. Крутя свою бородку, он сосредоточенно глядел в одну точку стола. Было видно, что он переживал что-то тяжелое. Ел также сосредоточенно, не говоря ни слова. Не было за обедом обычных шумных бесед. Изредка стук ножей и тарелок, а иногда громкий шепот да вопросы Юрика нарушали жуткую тишину. Верховный, глядя на сына сосредоточенно, неохотно отвечал на его вопросы чисто детского характера. Юрик спрашивал:

– Папа, почему тебя в корпусе называли налимом? Оттого, что у тебя большая голова?

Присутствующие невольно слегка улыбались, а Верховный, как бы не слыша вопроса сына, смотрел на него. Юрик повторил свой вопрос, и, вдруг расширив глаза, Верховный, улыбаясь и обводя глазами всех сидевших, ответил:

– Да, меня в корпусе называли налимом, а вот тебя, наверно, назовут китайцем!

Верховный улыбался, но улыбка эта продолжалась недолго, и он опять погрузился в свои думы. Изредка нарушала тишину и Таисия Владимировна, останавливая веселого сына:

– Юрик, что ты, не понимаешь, что сейчас не время болтать! Ну, довольно! Сиди, как сидят все!

Верховный думая, что Таисия Владимировна говорит с ним, оборачивался и спрашивал:

– Что ты – ко мне?!

Вот в такой-то момент вдруг Верховный прервал тишину, обратившись ко мне:

– Дорогой Хан, прикажите своим джигитам продать мою лошадь, а деньги, вырученные от продажи, передать от меня конвою для покупки зеленого чая, – произнес низким басом Верховный.

– Никак нет, Ваше Высокопревосходительство, этим вы обидите джигитов! По-моему, будет лучше, если мы лошадь на время отправим в наш полк, ибо я верю, что придет день, когда я увижу вас на ней опять! – ответил я.

– Что? – вдруг неожиданно весело расхохотался Верховный, поднеся салфетку ко рту.

– Когда же, вы думаете, это может быть? – смеясь, спросил он.

– Когда – в точности я не могу вам доложить, но мое сердце и предчувствие говорят, что это будет так! – ответил я.