Жизнь и смерть на Восточном фронте. Взгляд со стороны противника

В 1960 году я встретился с ним в зальцбургском офицерском клубе. В то время он служил в австрийской армии в звании майора и командовал батальоном связи. Он очень сожалел, что мы не встретились раньше, так как у него поначалу были трудности с подтверждением своего офицерского звания, а я бы мог это удостоверить.

Самым старшим по званию в нашей маршевой колонне являлся подполковник резерва Йозеф Деквиц. Он был юристом, доктором правоведения из Вестфалии. С того времени и вплоть до своего освобождения, с небольшими перерывами, я всегда находился вместе с Деквицем. О нем я еще буду говорить позже. Несмотря на то, что по своему возрасту (он родился в 1896 г.) он годился мне в отцы, у меня сложились с ним тесные товарищеские отношения. Ему я обязан расширением своего кругозора. Деквиц служил в зенитной артиллерии. У него была мощная грудная клетка, и он обладал громким голосом. По его словам, в свое время он был очень известным адвокатом по уголовным делам, и его речи на судебных процессах имели большой успех.

Однажды, заранее зная о том, что на следующий день должен был вступить в силу закон об амнистии, он выступал на суде присяжных с многочасовой речью в защиту своего клиента. Суд терпеливо выслушивал его постоянные повторы. До 1933 г. он был социал-демократом. Его жена была племянницей депутата Рейхстага от социал-демократической или даже коммунистической партии, который эмигрировал в Советский Союз. (После защиты диссертации в 1952 г. я навестил его в Мюнхене и был очень рад этой встрече. Его жена была интересным и умным человеком. Большим несчастьем для них обоих было то, что их единственный сын «полностью разрушил себя» алкоголем.)

Хотя в колонне было много здоровых людей, способных проделать этот путь на ногах, тем не менее он оказался путем подлинного страдания и скорби. Вооруженная охрана следовала со всех четырех сторон колонны и внимательно отмечала всех слабых и немощных. Расстояние в 55 километров, которое здоровые солдаты смогли бы преодолеть за один суточный переход, было разбито на три этапа. В первый день мы прошли примерно половину пути, что потребовало от многих людей сильного напряжения. Вторая половина состояла из двух этапов по 12 километров каждый. Было видно, что у самых слабых идти дальше не было сил. К тому времени я уже выздоровел до такой степени, что вполне справился с этим. Самым главным было не вывалиться из колонны и не остаться позади, чтобы не застрелила охрана, как это происходило постоянно. Ночи мы проводили в сараях и амбарах. Если охранники не находили каких-нибудь женщин и эти женщины не кричали, то можно было немного отдохнуть и поспать в соломе.

В первый день марша мы прошли через небольшой городок Кульмзее. Судя по всему, он был сдан без боя. Было заметно, что польское население смотрело на нас без враждебности. В последний день марша я усмотрел особую иронию судьбы в том, что нам пришлось идти по той же самой дороге, по которой мы отступали за несколько месяцев до этого, перед тем как мы переправились через Вислу по ледяному мосту к юго-западу от Грауденца. В этом был виден еще один признак нашего поражения. Тем временем в Грауденце среди нас прошел слух, что начали формироваться транспорты для отправки пленных по железной дороге в глубинные районы России. Польское население города было настроено к нам более враждебно, чем в Кульмзее, но инцидентов не было. Нас разместили в казарменном городке многочисленными группами в совершенно пустых помещениях. Но там было сухо, и было достаточно места, чтобы лежать. В казармах мы оставались двое или трое суток. Затем наступило время идти к железнодорожной станции для погрузки в эшелоны.

Теперь я не помню, была ли железнодорожная колея уже перешита русскими под их размер или еще нет. Но точно знаю, что в один товарный вагон заталкивали по 20 человек. По обеим сторонам двери вагона на половине расстояния между полом и крышей находились деревянные нары. Там мы лежали на голых досках. Никаких удобств не было, ни соломы, ни сена. Единственной необходимой роскошью было наличие дыры в полу вагона, диаметром около 20 миллиметров, которая использовалась для дефекации. Такое решение было простым, но неприятным для тех, кто, подобно мне, лежал рядом с этой дырой. К счастью, она не была предназначена для того, чтобы в нее мочиться. Это делалось через открытую дверь вагона.

Эшелон отправился из Грауденца примерно 20 июня. О конечном пункте назначения не знал никто. Был слух, что нас везут в Мурманск. Это являлось одной из многих тем для разговоров в нашем офицерском вагоне. Никто из нас не был на мурманском фронте, но многие знали, что произошло в Первую мировую войну, когда 70 000 немецких и 20 000 австро-венгерских военнопленных умерли на строительстве мурманской железной дороги. Однако вскоре выяснилось, что слух был ложным.