Жизнь и смерть на Восточном фронте. Взгляд со стороны противника

Однообразие и относительное спокойствие создавали почву для бесконечных слухов. Когда мы стояли в Иваново, пошли разговоры о том, что дивизию отведут с фронта и перебросят в Грецию. Как обычно, слух пришел на передовую из тыловых подразделений. Каптенармус поспорил с нашим старшиной на бочку смоленского пива и конечно проиграл. Урегулировал ли он свой спор со скептически настроенным Палиге, или нет, я так и не выяснил.

В это время неожиданно к войскам пришло обращение принять участие в конкурсе на разработку эскиза «Фронтового Креста». Фронтовики сами должны были представить свои предложения относительно нового ордена. Он должен был иметь форму креста и обозначать, служил ли его обладатель в боевых частях или в тыловых подразделениях, а также срок службы. Командир роты и я вместе с ним усердно разрабатывали свои предложения, вдохновляясь в основном бутылкой коньяка, которую обер-лейтенант выделял из своего воскресного пайка.

Появились указания на то, что русские планировали наступление. Они вели пристрелочный огонь по нашим позициям, используя снаряды с дистанционными взрывателями. Такие снаряды взрывались еще в воздухе. Таким образом, можно было оценить точность огня. С нашей стороны, над фронтом противника действовал двухфюзеляжный самолет Фокке-Вульф. Он проводил ближнюю разведку посредством аэрофотосъемки. Этот самолет летал среди бела дня, и огонь противника редко его беспокоил. В это время суток русские спали.

В ночь на Духов день я вместе со своим взводом приступил к несению дозорной службы на передовых постах. Для солдат это означало нахождение в полусогнутом состоянии в одном и том же маленьком окопе в течение десяти суток. С передовых позиций простиравшаяся в сторону противника местность выглядела как ровный, туго натянутый брезент. Поднять голову над бруствером было бы самоубийством. Позиция была отлично замаскирована, считалось, что противник ее не обнаружит вплоть до последней минуты. Отдельные окопы и пулеметные гнезда соединялись траншеями глубиной, едва доходившей до колена. Передвижение человека в дневное время, даже если он нагибался, замаскировать было нельзя. Добраться до такого окопа можно было только ползком. В течение суток у нас было только от четырех до пяти часов достаточно темного времени, чтобы вытянуть ноги и немного размяться. В эти часы нам доставляли еду и почту. Для умывания воды не было. Бритье и умывание исключались. Зубы мы чистили кофейной гущей. В яме площадью два метра на два и высотой в человеческий рост размещался мой командный пункт. Он был накрыт слоем бревен. Над входом был прикреплен конец проволоки, с помощью которой можно было привести в действие противотанковую мину, установленную в 20 метрах по направлению к противнику.

В ночь на Духов день случилось так, словно Святой Дух действительно явился к нам. Ровно в полночь мощные залпы артиллерийских орудий накрыли позиции 1-го и 2-го батальонов, которые располагались прямо за нами и справа от нас. К ним присоединились многоствольные реактивные минометы. Это было фантастическое зрелище, каждый раз, когда 24 или 42 снаряда падали на землю, заливая все вокруг ярким пламенем. Стало понятно, что скоро последует атака на передовые позиции. Будет ли это мой пост или пост 3-го батальона, было еще неясно.

Тем временем послышался звук танковых моторов. Русские намеревались атаковать соседнюю позицию. На следующую ночь мы узнали, что при отражении атаки бедный Поповски получил пулевое ранение в легкое, но его вынесли с передовой, и он чувствовал себя удовлетворительно. Говорили, что русские атаковали целым батальоном. Его взвод держался отважно, но понес потери, а один раненый был взят в плен. Когда русские захватили его, они отошли вместе с танками.

Прошло почти четыре недели моего пребывания на фронте, и я наконец получил почту из дома. Но от находившегося тогда во Франции отца не было ничего. Руди ожидал призыва. Его брали в танковый корпус Гѳрман Геринг, и он очень этим гордился. В забавном стиле он описывал царивший в школе хаос. Никто в его классе не хотел больше учиться, ребята прогуливали уроки и готовились к службе в армии. Описал он мне и то, о чем раньше не рассказывал. В феврале через Штокерау проследовало несколько поездов с остатками 6-й армии, и там у них была остановка. «Но это было нечто особенное: привезенное целиком поле сражения, если можно так выразиться. Обломки, разбитые танки, пушки, лошади и солдаты, и посреди них повсюду солома, что придавало всему этому еще более тягостное чувство обреченности».

Однажды ночью создававшая хоть какой-то уют бензиновая лампа в моем блиндаже чуть было не стала причиной бедствия. Взводный связной по неосторожности задел и опрокинул ее. Пролившийся бензин загорелся, и пламя охватило маленький столик. Пришлось вытаскивать наружу ящики с боеприпасами, включая тот, который служил мне подушкой, и одновременно гасить пожар. К сожалению, жертвой огня стала авторучка, один из моих подарков на конфирмацию.