Жизнь и смерть на Восточном фронте. Взгляд со стороны противника

Оставалось преодолеть короткий отрезок траншеи, в которой находились русские. Мы справились с этим несколькими выстрелами и коротким «ура». Это было легко, потому что по большей части они были ранены и у них не было командира. Мы даже взяли в плен нескольких легко раненных солдат, а остальных отогнали. Тех, кто был ранен тяжело, мы оставили лежать на месте. Вскоре мы соединились с 3-м батальоном. Люди остались отдыхать, а я пошел на батальонный командный пункт. Командир, капитан Долански, встретил меня словами признательности за наши достижения и тут же доложил в полк о нашем прибытии. Телефонная связь со штабом полка пока еще действовала. Остатки сил покинули меня, и я едва не заснул на месте. Пришлось как следует «подтянуться», чтобы не поддаться изнеможению.

Ближе к вечеру в блиндаж был доставлен пленный русский капитан. Офицер на действительной службе, в возрасте около 25 лет, он никогда раньше не был в бою. Всего лишь за несколько дней до этого он прибыл на фронт с целой дивизией из Сибири. Судя по этому, а также из других источников мы получали представление о неисчерпаемых резервах противника.

Третья линия траншей, на которую мы должны были отойти ночью, проходила по обратной стороне склона. Перед нами был покрытый лесом участок местности. Примерно в 600 метрах справа от него располагалась ферма, окруженная фруктовыми деревьями. Мы видели, что русские уже дошли до опушки леса. Наша траншея была сплошной, хорошо оборудованной и отлично замаскированной снегом. Мы сами, когда подходили к ней из леса, заметили ее только тогда, когда до нее оставалось несколько метров.

Не прошло и часа после того, как мы заняли эту траншею, как из леса вышли двое русских. Быстрым шагом и без всяких мер предосторожности они шли бок о бок по направлению к нашим позициям. На шеях у них висели автоматы. Они подошли к нам на 200 метров, потом на 100, потом еще ближе, не замечая нашей траншеи. Тихим голосом я приказал подпустить их поближе и взять в плен. В пятидесяти метрах от нас они замедлили шаги. Двадцать немецких глоток выкрикнули в один голос: «Стой!» После этого они развернулись и побежали назад, бросаясь из стороны в сторону. Под градом пуль они рухнули на землю. Я этого не предвидел. Пули буквально изрешетили их.

Через какое-то время после такого проявления жестокости и озлобленности на ферме было замечено движение. Результатом этого явился огонь артиллерии противника. На нас посыпались снаряды. Я внимательно разглядел ферму в бинокль и обнаружил передовых артиллерийских наблюдателей. Там было два человека с радиостанцией, и их головы, плечи и снаряжение были видны за низким забором. Я попросил принести мне винтовку с оптическим прицелом. Один из связных должен был вести наблюдение в бинокль. Затем я прижался как следует к брустверу траншеи и тщательно прицелился. Отдача была мягкой. Голова одного наблюдателя повисла, а голова второго исчезла. Мой связной видел в бинокль, как оттащили убитого. Через час пришел приказ оставить эту позицию. Тем временем другой русский наблюдатель занялся корректировкой огня, который, к сожалению, оказался настолько точным, что у нас были потери.

Я никогда не видел настолько хорошо оборудованной позиции, как четвертая оборонительная линия, в которой мы провели ночь на 17 января. Блиндажи находились на глубине 3 метров ниже уровня земли. Траншея была выкопана в человеческий рост и оборудована ходами сообщения, а местами и поручнями. Стрелковые ячейки и пулеметные гнезда размещались с тактической точки зрения грамотно. Лучшего не могло быть и в позиционной войне более четверти века тому назад. Это была так называемая «Гауляйтерская» оборонительная линия, протянувшаяся более чем на 1000 километров вдоль восточной границы Рейха. Она была Построена осенью 1944 г. женщинами и девушками, которые являлись либо добровольцами, либо призванными на трудовую службу, под руководством офицеров, получивших на войне увечья. (Автор лукавит. К строительству оборонительных укреплений в массовом порядке привлекались военнопленные и подневольные рабочие. — Прим. ред.) Гизела тоже принимала в этом участие, работая киркой и лопатой на берегу Одера.

По моему мнению, эта позиция, если не считать нескольких зданий, которые надо было взорвать, была идеальной, и на ней вполне можно было бы провести зиму. Но чувства уверенности не было. Даже если у меня и не было представления о стратегической ситуации в целом, я не рассчитывал оставаться там надолго.