Жизнь и смерть ордена тамплиеров. 1120-1314

Некоторые обвинения сводились к поступкам отдельных лиц: распутство, гомосексуализм, корыстолюбие, надменность. Не боясь ошибиться, можно утверждать, что некоторые тамплиеры не соблюдали своего обета целомудрия, соблазняли дам или предавались гомосексуализму. Вспомним слова, приписываемые арабским историком Ибн ал-Асиром королю Арагона Альфонсу I Воителю: «Мужчина, посвятивший себя войне, нуждается в мужчинах, а не в женщинах».[524] Однако не следует принимать это обвинение в содомии за чистую монету: оно представляло собой стереотип, использовавшийся до и после процесса тамплиеров каждый раз, когда требовалось «доказать» ересь того, кто оказывался под ударом.

То же можно сказать и об обвинениях в корыстолюбии и страсти к наживе: поведение магистра Шотландии Бриана де Жэ в 1298 г. не оставляют сомнения в том, что тамплиеры прибегали к насилию, чтобы ограбить ближнего. Но даже это обвинение, как и другое, касающееся отказа давать милостыню, покоится на старинных основах средневекового антиклерикализма.

По всем этим аспектам мы находим противоречивые свидетельские показания: некоторые тамплиеры щедро раздавали милостыню, и, как подсказывает здравый смысл, не все тамплиеры были содомитами. Взятые по отдельности, подобные факты ничего не доказывают.

Обвинения, выдвинутые против религиозной практики, выглядят более серьезными. В целом тамплиеры признали одно заблуждение, и незадолго до ареста сам Моле раскрыл его королю: речь идет об отпущении грехов мирянами. Магистр ордена, прецепторы проекций и некоторых крупных командорств, будучи мирянами, отпускали грехи пришедшим на исповедь братьям-тамплиерам: это признал Вильям де ла Форб, прецептор Денни (Кембридж), а для Вильяма де Мидлтона, одного из двух арестованных шотландских тамплиеров, это обвинение осталось единственным, которое он признал.[525]

Эта погрешность, которую обвинители возвели в ранг преступления, происходила из невежества некоторых прецепторов, уверенных, что поступают правильно, и путаницы: по завершении заседания воскресного капитула, на которых присуствовавшие выявляли, обсужали и наказывали грехи, прецептор прощал провинившегося брата. Это прощение легко можно было перепутать с отпущением грехов, которое могло исходить только от священника. Не во всех ысомандорствах состояли братья-капелланы. При умелом использовании эта простительная провинность позволяла вырвать и другие признания.

Обвинение в том, что тамплиеры отказывались исповедоваться кому-либо кроме капелланов ордена, было лишено оснований, что доказывают свидетельства францисканцев Лериды.[526]

Инквизиторы, действовавшие в Англии, докопались до еретического высказывания Джона Мойе, прецептора Дуксворта: один свидетель, монах-августинец, вспомнил о том, что слышал, как тот отрицал бессмертие души.[527] Один тамплиер из ста сорока!

Обвинители сосредоточили большую часть своих вопросов на проблеме отречения от Христа и плевков на изображение крести. Большинство тамплиеров призналось, что было вынуждено совершить подобные действия, но лишь против воли, как, например, Эть-ен де Труа, принятый Гуго де Пейро около 1297 г. и услышавший от него «приказание отвергнуть апостолов и всех святых рая». Аббат Петель, ссылаясь на это свидетельство, видит здесь не более чем шутку, своего рода розыгрыш с целью испытать будущего члена ордена. Он рассказывает, что после церемонии тамплиеры, смеясь, советовали запуганному новичку: «Беги на исповедь, дурень».[528] Розыгрыши в то время действительно практиковались: госпитальеры Акры переодевали кандидата и под звуки труб и барабанов тащили его в купальню при гостинице ордена, но в 1270 г. это было запрещено.[529] В том же смысле можно сослаться на вопрос инквизитора к тамплиеру: не было ли это способом проверить вас? Если бы вы отказались, разве не отправили бы вас в Святую землю скорее? Еще одно свидетельство: Бертран Гуаш, допрошенный на Родосе, рассказал, что был принят в орден в Сидоне, в Сирии. Когда его попросили отречься от Христа, неожданное нападение мусульман на город вынудило прервать церемонию и вступить в бой. По возвращении прецептор сказал ему, что ничего говорить не нужно и речь шла всего лишь о шутке и проверке.[530]

Шутка сомнительного качества? Или обряд инициации? Возможно, перед нами символический ритуал, смысл которого был утрачен (воспоминание об отрекшемся от Христа св. Петре?[531]). В таком ключе можно истолковать признание Жофрруа де Шарне: