Шварц. Раз-два-три, раз-два-три, проверка микрофона… Прямой эфир? Отлично… Сто футов вам под килем, те, кто в море. У нас на суше атмосферное давление в норме, единственный шторм, который прошел, — это выдвижение поэтической элиты страны на Государственную премию. Молодая золотая фанфара Умелин, многоопытная медовоголосая виолончель Ким, тихострунные гусли нашей старейшей поэтессы. Умелин на всех парусах летит также и к премии "Карнавал", которую у него, возможно, даже больше шансов выиграть. Поклонники энергоемкой лирики Кима ждут, что если не гос, то престижный "Купол" ему, во всяком случае, обеспечен. Наша Сафо обладает несравненной, как сказали бы на флоте, остойчивостью и солидным водоизмещением. Багров, продолжу в том же духе, погрузился в настоящее время, как глубоководный батискаф, в пучину морскую, пожелаем ему благополучного всплытия. И, наконец, Валерий Шварц, ваш покорный слуга. Погиб и кормщик и гребец, лишь я, таинственный певец, на берег выброшен грозою с моею верною музо ю. Подруги поэта меняются, а муза — единственна. Мы с адмиралом Кологривовым проходили по океану жизни одними маршрутами: сперва он бросил якорь в некоей прелестной лагуне, потом я. Зато в другой я был первый, он последовал за мною. Сирены пели нам: имя одной — Тамара, другой Таисья. Пусть ни которая не обижается — своим музыкальным слухом я обязан обеим. Абсолютным, замечу, слухом — почему и сумел безошибочно настроить лиры, врученные мне Ахматовой и Пастернаком, и передать одну из них Бродскому. Попутного вам ветра, вы, кто в море!..
Пауза продолжается.
Немного занесло. Бывает… В целом получилось. Понятно, что я хотел сказать. Поэт издалека заводит речь, поэта далеко заводит речь. Где мои голубые таблетки?
Звонит телефон.
Бери трубку и расхлебывай. И не делай лица — никакой катастрофы не произошло. Ляпнул, но ничего ужасного. Поэт всегда впадает в транс, мир от него этого ждет. Вакхический транс для тех, кто в море.
Таисья
Шварц. Проще, женщина, проще. По-военному.
Таисья
Шварц
Опускают трубки.
Таисья
Шварц. С языка сорвалось. Я же говорю, где мои голубые таблетки?
Таисья. Хотя и правда — тебе всё на пользу. А я всё ошибаюсь, тоже правда. Думаю, раз адмирал, значит, потоньше, чем мичман. Один в один, прогресс ноль. Когда мичман, еще поделикатнее был, старался. "Время откровенное". Время такое откровенное, что поэт Шварц — свой в казарме, а ротный командир — у французских символистов. А все-таки ты поаккуратнее — нарвешься, не дай бог, на кого-нибудь, кто тебя и бесстыжей, и врет отважней, и хамит веселей. И перестанет этот перстень — как его…
Шварц. Поликратов.
Таисья…на тебя ишачить.
Шварц