Жизнь и смерть поэта Шварца

Шварц. "Эй, люди Кипра, поклонитесь леди!" И там ты меня зарежешь, как Дездемона Отелу.

Таисья(берет трубку). Таисья Шварц слушает… Он сейчас работает… "Золотое сечение"? Сейчас передам ему телефон. (Зажимает трубку.) Главный редактор. "Сечения".

Шварц. Как его зовут-то? Мы же знакомы.

Таисья. Кузьма Аркадьич.

Шварц(снимает трубку). Кузьма, ты куда пропал? Слушай, вы тут толкового паренька откопали, Умельцева, он мне звонил… Умелина. Я его отметил в интервью. Пять минут назад. Ты насчет него?.. Насчет и не насчет?.. Ты в жюри Госпремии?! Председатель жюри?! Ты? А Целищев?

Таисья(зажимая свою трубку, выразительным шепотом). Щельцов!

Шварц. Щельцов, Щельцов. Целищев — это мой друг, олимпийский чемпион… По стрельбе из лука… По стрельбе из лука по летающим тарелочкам. Что ты пристал? Он — чемпион, ты — председатель, а Щельцов — замминистра. Он и распоряжается, правильно? А жюри жюрит. Я сам в жюри "Купола"…

Таисья(так же). "Карнавала"!

Шварц. Тьфу ты, "Карнавала"… Потому и звонишь?.. Ты мне "честно говоря" — и я тебе "честно говоря": золотые твои слова! Умелин твой жидковат. На гос. Вы его раскручиваете, но сколько? Полгода? Я про него даже не слыхал. А на "Карнавал" может потянуть. А "Купол" бы даже и выиграл… Нет, "Купола" нет, но если бы был, он бы выиграл… И я серьезно. В общем, Кузьма, я тебя понял. Называется — "методом подстановки и замещения". Он парень перспективный: разнообразие рифмы, богатая строфика, вся сложность русского синтаксиса. "А" относится к "б", как "б" к "а плюс б" — шестой класс, задачник Ларичева. Далеко не пойдет, а статейка тут, премия там (на мотив арии Фигаро) — премия, премия, премия… "Карнавал" — уе немного, тыща. Не все, Кузьма, на деньги меряется, в "Карнавале" главное — престижность. Из рук самого Шварца. Лира… Раз слыхал, повторять не буду. Всё, заметано. У меня заметано, а у тебя-то схвачено?.. Как говорит моя жена — абсолютно… Так точно.

Шварц и Таисья опускают трубки.

Кузьма, Кузьма, не быть тебе говновозом, так и останешься весь век черпалой.

Таисья. Да ты почти что завалил все дело! Просто чудом из глубокой ямы вылез — дуракам везет. Кто тебя тянул за язык говорить Умелину, что ты о нем думаешь?

Шварц. Не что думаю, а что есть.

Таисья. Кто ты такой, чтобы знать, что есть? Он ему тут же перезвонил. Только и умеешь нести околесицу. Какой-то "Купол", какой-то олимпийский чемпион. Я со стороны слушала: маразм и наглость. Дешевая наглость и глубокий маразм. Что бы мы делали, если бы он этот вариант не предложил? Просто невероятное везение, и благодари бога. (Крестится; скороговоркой.) Благодеяний и даров туне, яко раби непотребные, сподобльшеся, владыко.

Шварц. Ты, Таська, грубое мясо-молочное животное и в литературной механике — профан. Умеешь заискивать, умеешь льстить, умеешь плакаться. Чтобы прописаться в Москве — годится, и не больше. Шварц — диктует. Шварц должен путать имена и названия, должен нести околесицу. Дыр-бул-щир, понятно? Не Шварц — поэт, а поэт — это Шварц. Полуземной, полунебесный, гонимый участью чудесной. Демиург. Ты и слова-то такого не знаешь. Я из трав и вер тарарахнул зинзивер — а ты уж переводи. Для адмирала, для шеф-повара, для Зои и Перепетуи.

Таисья. Ты, Шварц, без меня сейчас бы в бомжатнике гнил.

Шварц. С Бодлером и Эдгаром По. Выдвинули-то не тебя, а меня — вот и думай.

Звонит телефон.

Таисья. А Кузьма, как ты думаешь, не перекинется?

Шварц. Ты что! Кристальный большевик. Немножко с концом советской власти не подфартило, а так — быть ему в ЦК.

Таисья(снимает телефонную трубку). Квартира Шварца… Радио "Дорога"? Что за радио "Дорога"?.. Для автомобилистов? А при чем тут поэт Шварц?.. От Тамары?.. (Прикрывает трубку, Шварцу.) "Ночная Москва", выходит, сама по себе звонила. (В трубку.) Шварц сейчас работает, я узнаю.

Шварц. Бешеный спрос на Шварца. (Снимает свою трубку.) Здравствуй, "Дорога"… Да, так и начнем: здравствуй, дорога! Раз-два-три, раз-два-три хорошо? Начали. Список соискателей — цвет русской поэзии сегодняшнего дня. Вяземский — Жуковский — Дельвиг — Языков. Багров. Вместе начинали, ближайший мой друг — второе "я". Иногда читаю его стихи и не знаю, им это написано или мною. Чеканные строчки, честное служение музе — и скромность, редкое качество для настоящего поэта. Мы с ним навещали Бродского в ссылке, репрессивные органы дышали в спину. Поднимаемся на крыльцо, а он выходит из двери под конвоем с двумя воздушными шарами. На одном "С Восьмым марта", на другом "С двадцать третьим февраля". Что было, то было. Хансараев, Улан-Удэ. Свежая, дикая, степная, провинциальная — есть такое слово — просо-одия. Мы здесь в Сити — заждались. Цой.