Шварц. Отец Портфелий, как дела?.. Нашими молитвами — тогда хреново. Музыка отошла от меня — как от Блока — а без музыки какая молитва… А это мы тебя так за глаза зовем — отец Портфелий, по-домашнему… А че ты такой важный, что и назвать нельзя? Диалектическому материализму учился, таким не был. Конспекты не жалел, вся группа по ним сдавала, я первый. Паки и паки преклоняю колена… Молебен о ниспослании? Толково, толково! А нельзя по телефону?.. А благословлять можно?.. Тогда благослови на получение ниспослания… С чего вдруг?! Пожара нет. Ни разу не венчался, и ни с того ни с сего — под хомут… Браки, отец Пенетрефий, чтоб ты знал, заключаются на небесах. Или мы уже в браке, или не в браке — а отсюда туда подсказывать некрасиво… А мы и не в интимных… И не в супружеских… И не в близких… Как ваше преподобие учило — птичечками на веточках. Таисьечка на которая потолще, а я на прутике. Качаемся и поем люли-люли яко во псалтири и гуслех… Девять, не считая детей, — со всеми не навенчаешься… Отче Портфелие, ты святой человек — кто спорит? Ты священник милостью Божьей. Но также и отличник по марксистско-ленинской эстетике. Тоже немало. И немного. В самый раз. А я поэт неизреченной Его же милостью. Молебен отслужи. Ничего в этом плохого. С моей, несвятой точки зрения. Заочный. Без проповеди. А получу премию, обмыем. Отчистим и обмыем… Как спорхнет с сучочка, обыму.
Таисья берет скакалку, но словно бы не знает, что с ней делать: несколько прыжков, растягивание, взмахи как кнутом, кружение над головой.
Мне говорить — уже шея болит. От исходящего звука. Язык-то к шее крепится, ты не знала? Леонардо да Винчи открыл.
Таисья. Жуешь много. За завтраком час, в обед — два и вечером два с половиной.
Шварц. Окова-алок.
Таисья
Шварц…родимые пятна на висках. С чего бы, интересно, родимые, если сколько лет уже не рожаюсь?.. Пуп скривился вправо. Грыжа, наверно.
Таисья. Не откуда. Ничего тяжелей солонки не поднимаешь.
Шварц. Таська-Таська-Таська, рожу-рожу-рожу веселей! Уста, ланиты, бельма — веселе-ей! Чего злая? Чем недовольна? Я на молодке женился, на юнице, на отроковице, чтоб веселила мою старость. Чего я бате-то святому не так сказал? Тебе же не райское блаженство нужно. А премия. А премия — не по молебному ведомству.
Таисья
Неожиданно отчетливо из магнитофона раздается голос Шварца.
Голос Шварца. Зоя. Грустно как-то… Я говорю: грустно стало чего-то… Метафизика — роскошь, вся… Немножко роскоши, а, почему бы нет? Много жизни и немного роскоши, а? Масса физики — и чуточку метафизики, вы против, Зоя?.. При чем тут Таисья?.. Я ее боюсь, жутко… Представляете, я умираю, а передо мной она. Одна. А я — умираю. Ну момент такой, смерти. И никого — Таська. Ужас.
Пауза. Таисья отвлеченно продолжает манипуляции со скакалкой. Шварц, улыбаясь, разваливается в кресле.
Таисья. Нарочно оставил?
Шварц. Ничего тайного, что бы не стало явным.
Таисья. Думаешь, не уйду.
Шварц. Думаю, нет.
Таисья. Думаешь, из-за премии.
Шварц. Думаю, вообще… Из-за библиотеки.
Таисья. Умный-умный, а дурак. Я книг в руки не беру. Разве что, когда помрешь, продать.
Шварц. Метафизической.
Таисья. Что "метафизической"?
Шварц. Библиотеки метафизической.
Таисья. Главное — сказать, да? Язык без костей. Метафизика-метафизика как туману подпустить, так метафизика.
Шварц. Главное — сказать, да. Твой великий друг Бродский метафизикой называл все, что ему нравилось. А физикой — что не нравилось. Двойка была по физике, и за это выперли его из школы… Я — библиотека
Таисья хлещет скакалкой по книжным полкам.
Брось, Таська, не ревнуй. Гоген с тебя картины не напишет, а без Гогена ты ноль без пальца.
Телефонный звонок.
Без Гогена, без Шопена, без Валерия Шварца.