Жизнь и смерть сержанта Шеломова

Через час рассвело, и Горов приказал собираться. Сборов-то — вещмешок на плечи да автомат в руку. «Опять бесконечная горная дорога, короткие привалы, бессонные ночи». Митя понимал теперь, почему сержанты в учебке после марш-бросков говорили им, измученным, со стертыми в кровь ногами, что все это — цветочки, а ягодки еще впереди. Там была игра, и самое страшное, что грозило в случае отказа от этой игры, — мытье туалетов после отбоя; здесь играть никто не собирался и отказаться можно было только от жизни.

Горов успел обежать все посты, был бледен и суетился. У него по утрам болел желудок, и поэтому никто не испытывал его терпения: через считанные секунды все были готовы.

С их поста было видно, как на выносном поднялись нагруженные вещмешками фигуры Кадчикова, Ферганы, Шафарова и тут же исчезли. Звуки выстрелов дошли немного позже.

— Черт! — Горов с досады выпустил короткую очередь. — Вечером они засекли наши посты, сейчас перестреляют в пять минут. — И тут же, как бы подтверждая его слова, по камням укрепления, выбивая острые осколки, защелкали пули.

Митя с Герой присели. Укрытие, казавшееся им ночью вполне солидным, теперь выглядело по-игрушечному хрупко, у Мити даже мелькнуло: «А вдруг прошибет насквозь?»

Вернулся запыхавшийся Горов — он бегал советоваться с лейтенантом. Скатился в окопчик и прохрипел: «Уйти не успеем. Они положат половину, пока через гребень перевалим. Будем сидеть и ждать „вертушки“, Пыряев уже вызвал, через полчаса будут здесь».

Потекло тягучее обжигающее время. Вертолеты прилетели и хорошо «обработали» горы «нурсами» и пулеметами, но при второй попытке выбраться снова зачиркали пули.

Пыряеву сообщили, что убило одного связиста. Вода кончилась. Митя долго выцеживал в крышечку капли, высасывал их медленно, чтобы ощутить вкус воды, потом он стал вытягивать из фляги нагревшийся воздух в надежде зацепить хоть одну, случайно оставшуюся каплю. Солнце одолевало людей, выжимая из организмов последнюю влагу, и им нечем было защититься от него, а тут еще — тягучее, застывшее время.

Второй раз вертолеты пришли часа через два, и опять повторилась та же история. Душманы были неуязвимы в своих щелях и пещерах, разве что случайное попадание; и как только вертолеты расстреляли весь боекомплект и ушли, духи опять повылазили и открыли пальбу.

Пыряев понял наконец, что выкурить душманов не удастся, и решил уходить с горы во время следующего прилета «вертушек».

Перевалило за полдень. Горов слопал банку тушенки («Как ему не противно есть соленое раскисшее мясо?»), вытащил из вещмешка «энзэ» — флягу с водой, отпил глоток.

— Надо на пост Фергане оттащить воду. У нас хоть какие-никакие деревца, а они с утра жарятся на самом солнцепеке. У них там тесно: ни встать, ни повернуться — лежат как на сковородке. Короче, кто хочет слегка поразмяться? — Горов выжидающе помолчал. Митя с Герой тоже молчали. Они старались не смотреть Горову в глаза.

— Боитесь? — презрительно спросил Горов.

Митя взглянул на Маляева, тот побледнел, и правое веко у него задергалось.

— Горов, за кого ты нас держишь? — сказал Митя с вызовом. — Я сбегаю.

— Я, Шлем, всегда в тебя верил, — Горов похлопал Митю по плечу и сунул флягу, при этом Митя сглотнул обжигающую слюну. — Беги зигзагами и не вздумай отдыхать — вмиг накроют. Беги до последнего, а там отдохнешь за камнем, он прямо перед окопчиком.

Горов показал, где лучше пробежать, и, подтолкнув сзади, негромко приказал: «Давай!»

Митя побежал, делая огромные прыжки в стороны — острых камней под ногами он не чувствовал. Окопчик с тремя вжавшимися в землю фигурками понесся ему навстречу.

Камень оказался маленьким и плоским. Митя почувствовал себя за ним совершенно беззащитным. Четвертому в окоп было не поместиться.

— О, какие гости! — Фергана нервно засмеялся. — Да еще и с выпивкой!

Митя бросил в окопчик флягу и передал, что при первом же заходе вертолетов надо уходить. Пока он говорил, прямо над ухом, как назойливые пчелы, зажужжали пули. «Надо уносить ноги». И резко сорвавшись, Митя понесся наматывать заячьи петли.

В окоп, где его поджидал Горов, он упал на последнем издыхании. Горов протянул ему флягу: «Хлебни чуть-чуть. Сразу не глотай, а прополощи рот».

Пыряев постоянно запрашивал вертолеты, но они куда-то исчезли, и небо над головой было бездонным и бесцветным.

Наконец, когда уже стало темнеть, послышалось знакомое стрекотание и показались «вертушки».

Их отход за гребень был молниеносным. Митя совершенно оглох от пальбы, которой они себя прикрывали.

Спустившись вниз, они оказались на широкой наезженной дороге. Слева в ущелье серебрилась извилистая речка, а справа расстилалась погруженная в сгущающиеся сумерки зеленая долина.

На дороге образовались небольшие мутные лужи натаявшего града. Все бросились к ним и, встав на колени, принялись жадно, захлебываясь, пить, мочить головы и панамы.