До отбоя он просидел за баней, глядя на разгорающийся тысячами огней город. Далекие звуки напоминали летний вечер дома, когда открыта балконная дверь, штора ерзает по полу от сквозняка, а с улицы вплывают обрывки музыки, лай собак, возбужденные человеческие голоса. «До приказа осталось три дня. Он станет черпаком, служба пойдет на убыль, и жизнь изменится к лучшему».
На следующий день Генку выписали. Кардиограмма показала, что он здоров как бык, и лейтенант, возивший его в дивизию, приказал ему вытряхиваться из санчасти за сорок пять секунд.
Митя, весь день махавший на канаве ломом, узнал от дневального о Генке только вечером. Услышал он и о том, что Генка в роту идти не собирается, а болтается где-то около офицерского городка голодный и ждет, когда ему вынесут кусок хлеба и банку рыбных консервов.
А ночью поднялась температура. Он проснулся от озноба, колотящего тело, и залез с головой под одеяло, но так и не смог согреться и был вынужден попросить ребят позвать фельдшера. Ему всадили сразу два укола, и через полчаса он почувствовал себя как в луже, а перед глазами плавали липкие пятна сна. Если бы не мочевой пузырь, он мог бы проспать сутки.
Первое, что услышал Митя, когда проснулся, Колин голос: «Раз-два! Раз-два!» В коридоре чижики водили швабрами по полу под счет.
Коля презрительно глянул на Митю: «Шлангуешь, Шлем. Дошлангуешься! Иди по краю, не дай бог, наследишь — всю санчасть мыть заставлю». Ненависть вскипела мгновенно и захлестнула горло, не давая дышать. Митя повернулся и пошел на Колю. «Над больными издеваешься, сволочь!» Коля оторопел и, когда Митя стал его душить, сначала даже не сопротивлялся.
Его схватили за руки, стали оттаскивать, но он вывернулся и дважды пнул Колю в живот. Коля согнулся и рухнул на пол. Он пришел в себя, когда под нос ему сунули ватку с нашатырем. Мите тоже подносили резко пахнущую вату, но он так сильно закричал: «Не надо!», что от него отступились.
Кто-то сбегал за начальником. Капитан первым завел в свой кабинет Митю.
— Что произошло?
— Не будет издеваться, — ярость прошла, Митя раскис и испугался.
— Исхаков! — позвал капитан Колю. — Ты почему над молодыми издеваешься?
— Никто над ним не издевался. Псих! Его в сумасшедший дом надо, а не в санчасть. — Коля потирал шею и морщился от боли.
— Товарищ солдат! — Капитан покраснел. — Чтобы я вас больше не видел в санчасти! С сегодняшнего дня вы занимаетесь дезинфекцией сортиров! Все! Шагом марш!
Когда дверь за Колей закрылась, капитан мрачно сказал:
— Хорошо, что среди двадцати дураков нашелся один умный, сбегал за мной. А ты ведь, парень, чуть его не задушил. — («Интересно, какое чмо сбегало за капитаном?») — В санчасти я тебя больше оставлять не могу, а то ты мне весь личный состав передушишь. С утра, после завтрака, шагай в подразделение и старайся не попадаться на глаза Исхакову.
Митя вышел на улицу покурить. Руки дрожали, и он никак не мог зажечь спичку. Постепенно серый хаос перед глазами стал оформляться в штаб, склад, дизельную.
На этот раз он победил, но какой ценой! В санчасть — нельзя, во взвод — нельзя, никуда нельзя, хоть в петлю лезь! И все-таки он победил!
Он увидел, как в дверь штаба вошел высокий парень в новеньком «хэбэ» и начищенных сапогах. «Штабная крыса! Новые, со склада взял, а какому-нибудь молодому не достанется. Высокий, здоровый, в штабе штаны протирает, а другие загибаются». Митя подумал еще, что солдат чем-то напоминал Генку. «Того, наверное, сейчас гоняют в роте или таскается по горам с автоматом».
Он докурил сигарету и уставился на темный проем штабных дверей, куда уже однажды так опрометчиво зашагнул.
Длинный опять появился в дверях и быстро зашагал в Митину сторону, видимо, на продовольственный склад.
Он узнал Генку только метров с пяти, настолько изменила его новенькая ушитая форма и панама с загнутыми вверх полями, как у заправского дедушки.
— Привет, — Генка махнул рукой.
— Тебя не узнать, где это ты приоделся? — Митя завистливо оглядел Генку с головы до ног.
— Я теперь в штабе работаю, заместителем секретаря комсомольской организации, — ему доставляло удовольствие произносить название своей должности.
— Как тебе удалось? — Он подумал, что скоро поедут дембеля — в штабе нужны будут новые писаря, и разволновался.
— Что я — дурак, в роту идти? Два дня крутился около штаба, ночевал на крыше полковых бань. Познакомился с писаренком моего призыва, он-то мне и сказал, что у замполита работают два дембеля, ну, я и подрулил к Артуру. Он меня взял заменщиком.
У Мити перехватило дыхание.
— А у второго дембеля замены нет?
— Еще нет.
Сердце бешено запрыгало.
— Генка, скажи ему про меня. Я буду шуршать как пчелка, только не во взвод.
— Почерк у тебя хороший? — Генка будто ожидал Митиной просьбы.
— Нормальный.
— Видишь ли, им надо человека, умеющего стучать на машинке.
— Скажи, что я хорошо печатаю. — Митя почувствовал, что краснеет. Учась в девятом классе, он как-то пытался напечатать какую-то справку, но эта работа показалась ему настолько нудной, что он плюнул.