В тот день Федор, конечно, не мог даже предполагать, насколько близким к истине окажется пророчество Михайлы Афанасьевича Матюшкина. Не предполагали грядущих событий и обласканные, осыпанные милостями придворные, состоящие в свите как императора, так и коронованной супруги его. Торжества затянулись. Понимая шаткость положения Екатерины в качестве законной царской супруги, Петр старался обставить коронацию так, чтобы она запомнилась надолго. Лишь к середине августа Матюшкин и Соймонов на двух стругах вышли из Коломны и взяли курс на Астрахань, куда и прибыли через четыре недели. Михаил Афанасьевич желал отложить поход к Куре на весну, но Петр словно понимал это и слал курьеров, торопил. Наконец, несмотря на то, что по утрам забереги уже начинало прихватывать ледком, суда вышли в море, а в конце ноября достигли Дербента. Оттуда, после короткой остановки пошли на Баку, а потом в Занзилинский пролив. Но в январе нового, 1725 года все сразу изменилось. Умер Петр! Строительство крепости на Куре было тут же остановлено. Матюшкин с Соймоновым вернулись в Астрахань. Лето прошло в бездействии, а осенью пришел из Адмиралтейской коллегии новый указ — велено было «должность главнаго командира исправлять капитану фон Вердену; Рентелю и Урусову во всем по регламенту быть ему, фон Вердену, послушными и препятствия никакога не чинить, а в Адмиралтейство в помощь к капитану князю Урусову определить лейтенанта Мятлева, а Соймонову быть по-прежнему во флоте...».
Вскоре после Нового года последовало другое распоряжение: «...обретающихся сверх комплекту ... капитан-лейтенантов Петра Пушкина, Соймонова, Василья Мятлева ... выслать в Санкт-Петербург». Слава господу Богу, вздохнули отмеченные в указе, уж так-то Астрахань сия всем надокучила... Но... прибыл новый главный командир порта — контр-адмирал Синявин, знакомый Федору еще по плаваниям балтийским. И следом за ним — новый указ: «...отправить искусснаго офицера и велеть описать восточный берег Каспийскаго моря достовернее, и, возвращаясь назад, все то море оное объехать...» Кого было выбирать Синявину?..
Еще долгих два года бороздил он на разных судах опостылевшие мутные воды Каспия; вел гидрографические работы, пока не наступило время его отпуска. Федор решил использовать предоставленное время для приведения в порядок имущественных дел, а также для устройства личной жизни, о которой пока заботился он весьма недостаточно.
12
Многие современники Петра отмечали резкий спад жизненной активности императора в последние годы его жизни, после Персидского похода. По современным понятиям, он был еще далеко не стар. В 1722‑м разменял всего полсотни лет. Для государственного деятеля — самая пора расцвета мудрости. А между тем его руки все чаще опускались и взор потухал. Могучее тело становилось вялым. Государь впадал в меланхолию. «...Он был болен не только телом, но и душой, — пишет историк В. В. Мавродин. — Чувствовалась безмерная усталость. Все один и один. За всем следи, обо всем подумай, каждого проверь, а не проверишь — и лучший друг окажется казнокрадом, лихоимцем, себялюбцем... Окружающие видели в глазах царя усталость и столь чуждое ему раньше безразличие ко всему, а подчас и тоску. Петр испытывал неудовлетворенность всем сделанным, чувствовал собственное бессилие и невозможность завершить осуществление своих обширных замыслов».
Причины таких перемен исследовались не раз, и к сегодняшнему дню накопилось о том немало версий. Не претендуя на обобщение или на полное их изложение, я все же хотел бы напомнить читателю о некоторых, остающихся обычно в тени по незначительности причин, их вызывающих. Но кто знает, какой мотылек крылышком своим дает первый толчок мировому катаклизму.
Петр был болен давно и тяжко. С 1710 года ездит он на воды и страдает от болей в мочевом пузыре. Злые языки утверждали, что причина страданий царя в беспорядочной половой жизни. Действительно, кто только не побывал в его постели — от денщиков и фрейлин до деревенских девок во время частых отлучек на верфи. Как узнать, кто из них наградил царственного возлюбленного... Грешили на фрейлину Чернышеву. Но среди прописываемых царю лекарств нет ртути — главной панацеи тех лет от любострастной болезни, прозаически называемой в наши дни сифилисом.