Жизнь и труды архиепископа Андрея (князя Ухтомского)

Но, поддерживая попа Димитрия, митр. Арсений иногда заходил помолиться в молитвенный дом отца Матфея; а снисходительность митрополита к Димитрию дошла до того, что он допустил даже такой инцидент. Однажды митр. Арсений был в храме и стоял в алтаре. Говорил проповедь старый священник Павел Успенский о безбожии вообще, и в частности о безбожии пионеров. Вдруг «настоятель» Димитрий перебивает проповедника, запрещает ему продолжать проповедь и вслух произносит многозначительные слова: «Мы дали подписку об этом проповедей не говорить».

Митр. Арсений и после этого находит, что «православие» попа Димитрия безупречно, а игумен Матфей и его «православие» были уже под сомнением, ибо он не был согласен с «самим» митрополитом, ибо митрополичье снисхождение к подлости было уж очень противно отцу Матфею, и он стал после этого нигде не зарегистрированным, в некотором роде «беглым» попом.

Вот этот-то отец Матфей и дал приют в своем молитвенном доме для молитвенного соединения старообрядцев-беглопоповцев со всею Христовою Церковью, от всей души сочувствуя этому делу и молитвенно в нем участвуя.

Он предварительно долго читал мои «Письма о старообрядчестве» и когда узнал, что еще покойный патриарх Тихон благословил мне начать это воссоединение, то решил помочь этому доброму делу.

После этого архимандрит Климент начал ходить на богослужение к отцу Матфею в общину, и спустя какое-то время была послана телеграмма в Сатку к епископу Руфину с просьбою немедленно приехать в Асхабад. Самое «воссоединение» было отложено до приезда еп. Руфина, потому что я еще не мог ручаться, что еп. Руфин – мой полный единомышленник.

Итак, в молитвенном доме «православного» игумена Матфея, отошедшего от молитвы с «тихоновцами», примирившимися со всяким безобразием, решено было осуществить все предположенное и прочувствованное еще в 1917 году.

6. 28 августа 1925 года

Когда уже все мои переговоры с архим. Климентом были окончены и мы условились обо всех подробностях чина «воссоединения», то я не счел возможным скрыть от митр. Арсения наши планы. Митрополит меня отговаривал от «рискованного шага», говорил, что мои намерения неканоничны, что я должен отправить архим. Климента к митрополиту Крутицкому и т.п. Я возразил, что канонично все, что полезно для Церкви и что делается во славу Божию; напротив, неканонично то, что на основании буквы канонов делается во вред Церкви. Я просил митрополита Арсения разделить наше убогое по обстановке торжество первой молитвы со старообрядцами, бывшими раскольниками. Но митрополит Новгородский наконец мне признался, что «в вопросе о расколе он недостаточно компетентен». На этом наши разговоры об архим. Клименте и прервались.

Но митр. Арсений на этом не успокоился и послал в дом К.Н. Потатуева, где жил архим. Климент, архим. Евгения Кобранова [539] уговорить Климента не связываться со мною, а прийти к митр. Арсению для соответствующих переговоров. Архим. Климент на это сказал мне: «Зачем я к нему пойду?» Московские старообрядцы уже ходили к митрополиту Петру и спрашивали, не пожелает ли он подать им руку общения. Но от митр. Петра выслушали, что «тихоновцы» представляют из себя нечто «идеологически целое с живоцерковниками, и только по тактическим соображениям они временно разошлись»…

«А если так, то что мне прибавит митр. Арсений?» – говорил архим. Климент и на приглашение митр. Арсения ответил отказом.

Я не имел основания настаивать на этом вполне ненужном визите.

После этого архимандрит Климент и я стали составлять и переписывать в нескольких экземплярах «Акт воссоединения» и «Исповедание веры епископа Андрея». Если бы у нас в руках был полный чин архиерейской хиротонии времени патр. Иосифа, то у нас не было бы никаких затруднений с этим делом, но у нас ничего не было, и пришлось все составлять по памяти или по различным отрывкам из разных документов, случайно бывших в руках. И вот это было написано.

...